— И тем не менее, ребенку — стыдиться отца, вместо того чтобы им гордиться…
— О, они его не стыдятся. — Лесли, похоже, снова удивилась. — Они ему сочувствуют и хотят побольше узнать про тюремное житье.
— Я убеждена, что это нехорошо, — сказала Джоан твердо.
— Вам так кажется? — Лесли задумалась. — Допустим. Но зато так лучше для Чарлза. Он вернулся из тюрьмы, будто побитая собака. Я не могла на это смотреть. Поэтому и решила, что единственный правильный выход — вести себя как можно естественней. Ведь все равно нельзя притвориться, что трех лет жизни просто не было. Лучше принять все как есть.
Вот в этом и была вся Лесли Шерстон — легкомысленная, слабая, не подозревавшая о том, что существуют более тонкие оттенки чувств! Всегда предпочитавшая идти по пути наименьшего сопротивления.
Но чего у нее никак не отнимешь — женой она была верной.
Джоан сказала доброжелательно:
— Знаете, Лесли, я в самом деле восхищаюсь вами: вашей преданностью мужу, тем, как вы трудились, чтобы удержаться на плаву, пока его… не было. Мы с Родни часто об этом говорили.
Что за смешная кособокая улыбка у этой женщины. Джоан не замечала ее до той минуты. Возможно, ее похвала смутила Лесли. Потому что та спросила, немного волнуясь:
— А как там… Родни?
— Очень занят, бедняга. Я все время твержу ему, что он должен брать выходные почаще.
— Это не так-то просто. Я думаю, его работа, как моя, отнимает все время. Выходные выпадают не часто.
— Да. Вы правы, Родни очень ответственный.
— Постоянная работа, — сказала Лесли. Медленно подойдя к окну, она остановилась, глядя на улицу.
Что-то в очертаниях ее фигуры насторожило Джоан — одежда всегда сидела на Лесли мешковато, но все-же..
— Ой, Лесли! — воскликнула она, не удержавшись. — Неужели вы…
Лесли повернулась и, встретившись с ней взглядом, кивнула.
— Да, — подтвердила она, — в августе.
— О боже! — Джоан по-настоящему огорчилась.
И вдруг, к ее удивлению, Лесли произнесла страстную речь. Она больше не выглядела ни легкомысленной, ни слабой. Она напоминала подсудимого, узнавшего приговор и тем не менее доказывающего свою невиновность.
— Это чрезвычайно важно для Чарлза. Чрезвычайно! Понимаете? Вы не представляете, каково ему. Это как символ, означающий, что он не отверженный, что ничего не изменилось. Он даже пытается бросить пить, с тех пор как узнал.
Лесли говорила столь горячо, что до Джоан не сразу дошел смысл ее последних слов.
— Вам, разумеется, виднее, — согласилась она, — но именно сейчас я бы сочла это неразумным.
— Вы имеете в виду с материальной точки зрения? — Лесли рассмеялась. — Ничего, выстоим. Мы же сами выращиваем все, что едим.
— Вы с виду не слишком крепкая.
— Не крепкая? Еще какая крепкая. Слишком крепкая. Боюсь, мне будет трудно умирать.
И она слегка вздрогнула, словно уже предчувствуя, что вскоре будет мучительно болеть…
А когда они снова спустились вниз, Шерстон вызвался проводить миссис Скьюдмор до угла, чтобы показать ей, как срезать дорогу, пройдя через поле, и они пошли по дорожке, а Джоан обернулась и увидела, как Лесли с мальчишками устроили кучу мал у и катаются по земле, визжа от удовольствия. Лесли, обнимавшая младшего, напоминала животное, не без отвращения подумала тогда Джоан. Затем повернула голову, чтобы разобрать, что говорит капитан Шерстон.
А он весьма торопливо и сбивчиво объяснял, что на свете нет, никогда не было и не будет женщины, похожей на его жену.
— Вы даже не представляете себе, миссис Скьюдмор, что она для меня значит. Совершенно не представляете. Никто не представляет. Я ее не достоин. Я знаю…
Джоан с тревогой заметила, что он готов всплакнуть. Он видимо был из тех мужчин, которые с легкостью становятся сентиментальными.
— Всегда ровная, всегда жизнерадостная, будто все, что бы ни происходило, интересно и даже приятно. И ни слова упрека. Ни единого слова. Но я стану достойным ее, клянусь, стану.
Джоан подумала, что, посещай капитан Шерстон пореже «Якорь и колокол», он не нашел бы способа лучше сделать жене приятное. Она едва не сказала этого вслух.
Она наконец отделалась от него, повторяя: конечно, да-да, он совершенно прав и повидать их обоих было для нее большим удовольствием. Пошла она полем, а когда огибала ограду, увидела, что он так и стоит возле «Якоря и колокола», поглядывая на часы и соображая, сколько ждать до открытия.