А Джоан сердито подумала, что все это, конечно, очень мило, но мужчинам обычно не нравятся вертихвостки, которые вот так вешаются им на шею.
И вдруг с холодным любопытством предположила, что вообще-то ведь могут вдруг и понравиться!
Она заметила, что Лесли Шерстон наблюдает за ней. Сейчас Лесли была совсем не похожа на женщину с норовом. Наоборот, у нее был такой вид, словно она очень сочувствовала ей, Джоан. Что было, мягко говоря, совершенно неуместно.
Джоан повернулась на узкой постели. Почему она опять вспомнила эту Мирну Рэндолф? А, ну да, потому что стала думать о том, какое она сама производит впечатление на других. Мирна, надо полагать, ее не любила. Что ж, это как раз хорошо. Девица, которая готова, дай только волю, разбить семью!
Ладно, ладно, какой смысл злиться и волноваться из-за этого сейчас.
Ей следует встать и позавтракать. Может, для разнообразия заказать яйцо-пашот?[312] Ужасно опротивел жесткий, как подметка, омлет.
Однако индус остался глух к ее чаяниям.
— Приготовить яйцо в воде? Вы иметь в виду сварить?
Нет, она не имеет в виду сварить, объяснила Джоан.
В гостиницах, она знала по опыту, яйца всегда варят вкрутую. Она попыталась растолковать индусу, в чем состоит искусство приготовления яиц-пашот. Тот замотал головой.
— Выпускать яйцо в воду — яйцо вытекать. Я приготовить для мемсаиб хорошую яичницу.
Итак, Джоан получила хорошую яичницу из двух яиц, основательно прожаренную и с двумя затвердевшими, плотными, белесыми желтками. Вообще-то, решила она, омлет все-таки лучше.
Завтрак длился недолго. Она поинтересовалась, не слышно ли чего насчет поезда, но никаких новостей не было.
Вот так, все ясно и понятно. Ей предстоит еще один бесконечно длинный день.
Но сегодня она, по крайней мере, разумно им распорядится. Она поступала неправильно, просто проводя кое-как время.
Она — пассажир, ожидающий поезда на железнодорожной станции, и это, вполне естественно, заставляет ее нервничать и дергаться.
Предположим, она будет рассматривать данную ситуацию как период отдыха и… да, самодисциплины. Своеобразного аскетизма. Именно так это называется у католиков. Они становятся аскетами и возвращаются в мир духовно обновленными.
Отчего бы и мне, решила Джоан, не почувствовать себя духовно обновленной.
В последнее время она, возможно, вела жизнь слишком вялую, расслабленную. Слишком приятную, слишком ровную.
Гневливая мисс Гилби словно стояла рядом с ней и гудела таким памятным, в диапазоне духовых, голосом: «Дисциплина!»
Только на самом-то деле она говорила это Бланш Хаггард. Ей она посоветовала (не слишком, право, любезно с ее стороны):
«Не будь такой самодовольной, Джоан».
Это было некрасиво. Потому что Джоан вовсе не была самодовольной, во всяком случае, по-глупому самодовольной.
«Думай побольше о других, милочка, а о себе — поменьше».
Что ж, она всегда так и поступала — всегда думала о других. О себе она вообще почти не думала, уж, во всяком случае, в первую очередь. Эгоисткой она не была никогда — заботилась о детях, о Родни.
Аврелия!
Почему она вдруг вспомнила об Аврелии?
Почему увидела так ясно лицо старшей из дочерей — ее вежливую, чуть-чуть высокомерную улыбку.
Аврелия, без всякого сомнения, не способна была оценить мать по достоинству.
Слова, которые она могла иногда наговорить, очень язвительные слова, еще как задевали. Нельзя сказать, чтобы она грубила, но все же…
А что же тогда?
Это ее сдержанное изумление, поднятые брови. То, как она невозмутимо удалялась из комнаты.
Аврелия конечно же была к ней привязана, все дети были к ней привязаны…
А были ли?
Были ли дети привязаны к ней — или она была им совершенно безразлична?
Джоан привстала со стула, а затем опустилась опять.
Откуда берутся подобные мысли? Почему она об этом задумывается? Такие опасные, неприятные мысли. Надо выкинуть их из головы… постараться не думать об этом…
Голос мисс Гилби… пиццикато.
«Не стоит отгонять от себя мысли, Джоан, моя милочка! Ты не должна видеть только внешнюю сторону вещей, потому что так проще и из желания уберечь себя от боли».
Может, она поэтому хочет отогнать тяжелые воспоминания? Чтобы не причинять себе боли?
Потому что они разумеется болезненны…
Аврелия…
Была ли привязана к ней Аврелия? По крайней мере, хорошо ли относилась к матери?
Все дело в том, что Аврелия была необычная девочка — холодная, рассудочная. Вообще-то говоря, из троих детей именно Аврелия заставила родителей узнать, что такое настоящее волнение.