— Я мать Аврелии, я настаиваю, — не утерпела Джоан.
— Прошу тебя, Джоан. Я хочу поговорить с Аврелией наедине. Будь любезна, оставь нас.
В голосе Родни было столько спокойной решимости, что Джоан повернулась, чтобы выйти из комнаты. Задержала ее Аврелия, негромко, но отчетливо попросив:
— Не уходи, мама. Я не хочу, чтобы ты уходила. Ты должна слышать все, что скажет папа.
Ну что ж, решила Джоан, это показывает, что быть матерью все же что-то значит.
Как странно Аврелия и ее отец смотрят друг на друга: подозрительно, оценивающе, недружелюбно — будто два врага на сцене.
Потом Родни слегка улыбнулся и заключил:
— Ясно. Испугалась!
Аврелия отвечала спокойно и чуть-чуть удивленно:
— Я не понимаю, о чем ты, папа.
Вдруг Родни почему-то сказал:
— Жаль, ты не мальчик, Аврелия. Вероломством ты иногда поразительно напоминаешь твоего двоюродного дедушку Генри. Он как никто умел затемнить уязвимые места в деле, которое вел сам, в деле противника ловко выставлял напоказ.
— В моем деле нет уязвимых мест, — поспешила заверить его Аврелия.
— А я докажу тебе, что есть, — настаивал Родни.
— Я уверена, ты не поведешь себя так неприлично и неразумно, Аврелия, — решительно вмешалась Джоан. — Мы с твоим отцом этого не допустим.
И тут Аврелия ухмыльнулась и посмотрела не на мать, а на отца, будто бы Джоан обращалась не к ней, а к нему.
— Прошу тебя, Джоан, не вмешивайся, — снова попросил Родни.
— Мне кажется, — вставила Аврелия, — что мама имеет право говорить то, что думает.
— Спасибо, Аврелия, — поблагодарила ее Джоан. — Я с тобой совершенно согласна. Мое дорогое дитя, ты должна отлично понимать, что все твои планы совершенно неосуществимы. Ты молода, романтична и видишь мир в немного искаженном свете. Ты несомненно пожалеешь впоследствии о столь необдуманном шаге. И еще подумай о горе, которое ты причинишь мне и отцу. Ты думала об этом? Я убеждена, что ты не хочешь доставить нам боль — мы всегда так горячо любили тебя.
Аврелия слушала терпеливо, но не отвечала. Она пристально всматривалась в лицо Родни.
Когда Джоан замолчала, Аврелия все еще смотрела на отца, и губы ее по-прежнему кривились в чуть заметной ухмылке.
— Итак, папа, — обратилась она к Родни, — у тебя есть, что добавить?
— Я не добавлю, — ответил Родни, — я изложу собственное мнение.
Аврелия взглянула на него с интересом.
— Аврелия, ты понимаешь, что такое супружеская жизнь? — спросил Родни.
Аврелия слегка вытаращила глаза, помолчала, а потом спросила:
— Ты хочешь объяснить мне, что супружество есть таинство?
— Нет, — ответил Родни. — Для меня не существенно, таинство это или нет. Но тебе я хочу объяснить, что это контракт.
— О? — удивилась Аврелия.
Она казалась теперь немного, совсем немного, озадаченной.
— Брак, — продолжал Родни, — это контракт, который заключают двое людей, взрослых людей, обладающих определенными правами и ясно осознающих, на что они оба идут. Это своего рода партнерство, и каждый из партнеров берет на себя особые обязательства, состоящие в том, чтобы соблюдать условия контракта, а это и означает поддерживать друг друга в самых различных обстоятельствах: в болезни и в здравии, в горе и в радости, в богатстве и в бедности. Оттого, что слова эти произносят в церкви, в присутствии священника, они не перестают быть контрактом, подобным любому соглашению, достигнутому двумя людьми по доброй воле. И то, что не все из возложенных на себя сторонами обязательств подлежат рассмотрению в суде, вовсе не означает, что они меньше связывают. Надеюсь, ты согласна, что это справедливо?
Помолчав, Аврелия сказала:
— Возможно, когда-то так и было. Но в наше время все изменилось, многие не венчаются в церкви и не повторяют слов вслед за священником.
— Может быть. Но восемнадцать лет тому назад Руперт Каргил связал себя клятвой, произнесенной в церкви, и я уверяю тебя, что тогда он верил в нее и собирался ей следовать.
Аврелия пожала плечами.
Родни продолжал:
— Согласна ли ты, что Руперт Каргил заключил такой контракт, пускай и не оформленный юридически, с женщиной, которая является его женой? В то время он сознавал, что опасность бедности и болезни существует, и прямо сказал, что ни то, ни другое не повлияет на прочность брачных уз.
Аврелия еще больше побледнела.
— Не понимаю, к чему ты клонишь? — спросила она.