Выбрать главу

— Трава, — сказал я. Но в ту же секунду почувствовал, что рыба дернула, не очень сильно, но дернула. И я увидел рядом с блесной белое брюшко, рыба и блесна кружили друг за другом. Сопротивление лески стало сильнее. Но рыба была уже так близко от лодки, что Берт смог достать ее сеткой. Такого большого окуня я еще ни разу не вылавливал. Мой крючок зацепил его за брюшко. В окуне было без малого кило… А вот и середина озера… Теперь мы ловили только на середине. Берт стоял в лодке и забрасывал блесну во все стороны; леска с шумом бежала по катушке, потом раздавался всплеск, и блесна погружалась в воду. Иногда она, впрочем, с подскоком шлепала по воде, как плоский камешек, брошенный умелой рукой. Клева не было. Не вытаскивая блесны из воды, мы снова двинулись вдоль берега к тому месту, где на дне густо росла трава и где Берт оставил живца. Леска была туго натянута и слегка дрожала… Берт это сразу заметил и сильно наклонился за борт. Движением руки он показал мне на сетку, а сам, держась за удилище, схватил леску и обернул ее вокруг ладони. Петля лески тут же врезалась в ладонь. Берт натянул леску еще сильнее; очень большая тень стрелой пронеслась к поверхности и, дернувшись, снова исчезла в глубине.

— Ты ее видел?

— Да, да, — сказал он. — Тише, старина, сиди смирно. Теперь он опять обматывал леску вокруг руки — вторая петля, третья… Леска становилась все короче, и пойманная рыба с яростью била плавниками по воде, так, что на поверхности возникали маленькие водовороты. Щука медленно поднималась кверху. Ее пасть была открыта, жабры опущены. Она дергала и рвала леску, а потом вдруг метнулась высоко вверх и изо всех сил затряслась в воздухе, стараясь освободиться от крючка. Но это ей не удалось. Крючок вошел глубоко под жабры, так что рыба смогла бы избавиться от него разве что оторвав себе голову. Под конец щука встала стоймя, покачиваясь из стороны в сторону и глядя на руку Берта так, словно хотела ее цапнуть. Но я уже поддел нашу добычу сеткой и с силой приблизил к лодке. Щука была поймана. По моим расчетам, в ней было около семи килограммов, но она потянула целых восемь с половиной… Когда мы выпотрошили эту щуку, в брюхе у нее кроме нашего окуня оказалась еще белесая, наполовину переваренная маленькая щучка. Ей-богу, после того как мы с Бертом благополучно вытащили огромную щуку, мы почувствовали себя так, словно с нас свалилась тяжесть. Берт глотнул из моей фляжки, от радости он без конца подталкивал меня в бок. И мы долго разговаривали. Теперь я знал, что кроме меня у него нет ни одного настоящего друга — ведь он ни разу не выезжал на рыбалку с кем-нибудь еще! Поэтому я счел своим долгом опять сказать ему то, что уже неоднократно говорил. Нет, я больше не мог вынести этого обреченного молчания, мне претила мысль, что я, не сказав ни слова, потеряю его. Моя сложная тактика показалась мне в день, когда мы поймали щуку, совершенно дурацкой, и я решил преодолеть то, что стояло между нами, и выложить ему все, что у меня накипело. На этом озере мы в последний раз подвели итоги. Мы сидели в лодке, и Берт, сказал мне: