— Он вернется сегодня вечером. В цирке у тигрицы родились малыши, Берт должен окрестить их. Ведь сегодня суббота… Да?
Я молчал. И Альф ощутил в моем молчании недовольство. Он понял, что я осуждаю Берта. Так явственно понял, что счел своим долгом сказать несколько слов в его защиту.
— Ты вообще здесь не судья. Когда человек приобретает такую известность, как Берт, он не может сидеть взаперти, ему необходимо присутствовать на всяких церемониях, так же необходимо, как, например, стричься. Человек, у которого такое имя, как у Берта, уже не принадлежит себе, он должен считаться с окружающими, у него появляются определенные обязанности… Давай сходим в цирк и посмотрим, как он будет крестить тигрят.
Как сейчас, вижу Альфа, его красивое неинтеллигентное лицо. Мы выпили кофе, потом пошли в кино, а вечером отправились в цирк.
Черная, мокрая, отяжелевшая от дождя крыша цирка Шапито провисла; повсюду виднелись мокрые пальто и блестящие дождевики; теплые испарения поднимались кверху, остро пахло опилками и аммиаком… Клоун с синими, озябшими руками продавал программки, в проходе маячила белокурая большеротая капельдинерша. Оркестр играл марш, он без конца наяривал марши. Оркестранты были одеты в тесные зашнурованные униформы с золотыми позументами — их набирали всего только на одну неделю… В тот вечер публика так и не заполнила шатер цирка. Дешевые места в верхних ярусах пустовали. Уже после первого номера я почувствовал тоску, привычную гложущую тоску… Так было со мной в цирке всегда. Вымученные шутки клоунов, которые орали друг на друга, стоя на арене; вялые фокусы дрессированного льва, заученное изящество велофигуристки, еще совсем ребенка. А главное, главное, эта натужная спешка, это наигранное веселье. Каждый раз я испытывал в цирке неприятное чувство удивления и невольную грусть. Мы с Альфом нетерпеливо ждали антракта, ждали Берта, этих самых крестин новорожденных тигрят… Наконец-то антракт наступил. Альф подтолкнул меня. Служители в униформе уже готовились раздвинуть занавес главного входа. А вот и Берт. Рядом с пим в блестящем фраке шел директор цирка, его держала под руку цветущая девушка с длинными волосами.
— Марион, — сказал Альф. — Королева красоты, избранная этой осенью. Она будет крестить второго тигренка.
Луч прожектора осветил всех трех и неотступно следовал за ними, пока они шли к середине арены. Директор цирка сделал знак, служитель в униформе побежал и принес мегафон; потом директор обвел взглядом зрителей и подождал, пока наступит тишина; только после этого он представил обоих восприемников. Имя Марион Климшат было встречено аплодисментами, при имени Берта публика зааплодировала еще громче. В петлице у Берта красовалась гвоздика, точно так же, как в петлице у директора; зрителям он дружески кивнул, словно они были его старые знакомые… Помню, как его представлял директор:
— А теперь я познакомлю вас со вторым восприемником. Впрочем, и его мне не надо представлять. Все мы знаем Берта Бухнера, прославленного чемпиона гаревой дорожки, на которого мы так уповаем в преддверии Олимпийских игр. Итак, красота и быстрота…
Марион Климшат была в лучезарном настроении; переминаясь с ноги на ногу, она неопределенно улыбалась… В конце концов на арене появилась серебряная купель, и два служителя в униформе внесли новорожденных; директор бодро открыл две бутылки шампанского, бодро разлил шампанское по бокалам; тигрята, наморщив носы, смотрели на мир с глубоким недоверием; служители бережно прижимали их к расшитым униформам, тигрята демонстрировали свои пузики, покрытые мягким пухом… Директор обратился к Берту, предлагая ему окрестить тигренка. Берт опустил палец в бокал с шампанским и стряхнул несколько капель на помятую мордочку тигренка, после чего мохнатый клубочек чихнул, фыркнул и недовольно отвернулся, прижав уши к затылку.
— Отныне, — громко возвестил директор, — этого тигра будут звать Берт!
Зрители захлопали в ладоши: ведь и они присутствовали при сем знаменательном событии. Фрейлейн Климшат, окрестившая второго тигренка, также удостоилась аплодисментов.
— Отныне этого тигра будут звать Марион!
Откуда ни возьмись набежали фотографы и стали снимать улыбающихся крестных и крестников. По просьбе фотографов всю церемонию повторили сначала, бокалы снова подняли, только после этого фотографы успокоились. Оркестранты, которых нанимали всего на неделю, грянули марш. Зрители начали отбивать такт ладонями, и вся группа в такт маршу, в такт аплодисментам прошествовала по арене. Первыми шли служители, бережно прижимая тигрят, которые носили теперь имена знаменитостей… Марион и Борт, красота и быстрота… Мне повезло, я присутствовал при этом. Ведь главное в жизни — присутствовать на всяких церемониях. Это так же необходимо, как стрижка и бритье… Вокруг Берта образовалась давка, после представления он давал автографы. Прислонившись спиной к брезентовой стене цирка, Берт быстро расписывался в многочисленных тетрадях, блокнотах и карманных календарях, которые протягивали ему со всех сторон. Получив его роспись, люди нетерпеливо проталкивались сквозь толпу, шли в какой-нибудь укромный уголок и там с некоторой недоверчивостью и удивлением снова раскрывали блокнот или записную книжку и читали имя Берта, словно никак не могли поверить собственному счастью. Можно было подумать, что они заполучили Берта себе в родственники… Не прекращая писать, Берт кивнул мне. Добраться до него не было никакой возможности. А после того как толпа схлынула, директор цирка пригласил восприемников в ресторан. Берту пришлось остаться: он ведь должен был присутствовать.