Хлеба от Бога
Ирине Радченко,
Чьих карих глаз маяк
Мне светит не один десяток лет.
I
Пути Господни неисповедимы...
И то, что Овсова на судне кто-то считал блаженным, а кто-то и вовсе юродивым - прости их грешных! Просто, момент теперь в его жизни настал - «перезагрузка» (хоть сам Овсов по отношению к человеку этого слова на дух не переваривал). Сорок три прожитых года были за его плечами - вместе, почти что, с сумой, - и некоторые начали списывать его со счетов. Самое скверное, что оказались ими самые близкие люди - пожилые его родители, и многострадальная жена. Впрочем, в жизни супруги что-то этим летом произошло, не пошлое и банальное отнюдь. «Просто, вот, как тумблер какой-то в голове переключился. Я буду расти!.. А ты меня тянешь вниз».
Так, или иначе, но одна только теща - суровая и непримиримая доселе - матроса рыболовного флота ноябрьским утром в рейс до самого автобуса и проводила - по своему почину, да и на работу опаздывая. И сумку даже порывалась помочь за одну ручку нести, и попрощалась, смутившись пред разбитными моряками и многочисленными провожающими, только у самой остановки: кто бы подумать мог!
В море родимом ( в мавританской зоне траулер «рыбачил») Овсов духом воспрянул, ну точно до одури. Собственно, и в самые лихие моменты судьбы, когда ломала та нещадно и неимоверно, он им никогда окончательно не падал: «Прорвемся!». Ну, что ж - остался теперь без ничего, да ведь есть месяцев семь этого рейса, в которые много чего насовершать можно: и себя изменить, и мир вокруг. А иного - просто ничего и не остается...
И понесло его: доказать не столько им, но больше самому себе, что и прошлое было не даром, и будущее у него, конечно, есть! Какое оно, на каком поприще - Овсов сейчас не «заморачивался». Светлое - ясное дело... А где - жизнь сама выведет! Ведь, вторые дыхание её открылось. С оглядкой, все же, на те самые годы: как много нужно еще успеть - поспешать...
Потому, лез теперь Овсов, как пацан, на судне в свое и не свое дело - куда надо, и не надо. Постигал, вникал, впитывал, дивился. Без оглядки на недоуменные и насмешливые взгляды и время от сна и отдыха отнятое: так, ведь, по делу! Он и в мукомолку спускался, «мельнику» в работе помогая: вдруг, в каком-то рейсе придется того заменять!.. Боцмана, правда, о тонкостях водолазного дела пытал неизвестно зачем, но так настойчиво, что у давнишнего, по срочной армейской службе, водолаза («Dum spiro spero» - пока дышу, надеюсь) передохнуть от дотошного надежды не было никакой.
А однажды укараулил, наконец, в судовом коридоре пекаря Романа, путь ему преградил, притянул за рукав футболки душевно, и молвил сокровенной скороговоркой:
- Слушай, Ром - такое дело! Покажи мне, как хлеб печь - возьми как-нибудь! А то, понимаешь - умру уж скоро, а как хлеба спекаются - так и не узнаю! А?.. С шеф-поваром я договорюсь - чтоб на камбуз постажироваться пустил.
Молодой, высокий и черноволосый Роман - мировой парень! - выслушал исповедь сию хоть и в некотором замешательстве, но кивнул вполне согласно:
- Добро!.. Сегодня, вот, как раз ночную выпечку делать буду. Подходи часам к одиннадцати.
Хлеб у Романа получался хороший. Овсов всегда заступался за этот хлеб, когда иные хаяли - не по делу, но по привычке поганой рейсов былых.
Овсов как раз в назначенное Ромой время сегодня свободен был - на вахту его бригада в четыре часа утра заступала. А и то - будет еще рыба в цеху, не будет...
С рыбой в этом рейсе действительно было худо. Черпали её безбожно голландские «пылесосы», что набирали за месяц пять тысяч тонн - куда там было за ними поспеть!.. Случалось, что по несколько лишь серобоких ставрид в пустой «авоське» трала поднимали. «Прямо, как в Библии, - думал про себя Овсов : «Здесь есть у одного мальчика пять хлебов ячменных и две рыбки, но что это для такого множества?» . А Иисус Христос этим пять тысяч человек насытил, а еще и осталось... А он, вздыхал тогда Овсов, скоро уж пред Господом предстанет, а ни единого в своей жизни хлеба так и не выпек... Да что там - и представления даже не имеет, как действо то, что таинству сродни, творится.