Библию он брал в рейс с собой постоянно. В шотландском Аллапуле, двадцать лет назад, миссионеры подарили: тончайшая бумага, на русском языке! С тех пор неизменно укладывал её Овсов в чемодан, и читал всегда перед сном - после разговорника русско-английского, перед книжкой дежурной, - не слишком, впрочем, в «Ветхом завете» продвигаясь: попробуй-ка девятьсот с лишним страниц за рейс одолей вдумчиво!..Так каждый рейс заново и начинал. Посему, рукой уж махнув на себя, в церковной грамоте ленивого, да бестолкового, в этом рейсе за «Новый завет» взялся - там уже Иисус Христос!.. И хлеба - насущные и истинные - на каждой странице.
Так что, явился Овсов точно в срок, хоть и смыкались веки уже чуть усталостью, и голова томилась малодушным(«И на кой это надо тебе?»), но сердце открыто было новому - даром, что дверь камбузная была еще заперта. Впрочем, тут и Рома подошел.
В благодарность за помощь такую нежданную, которой ни в кои камбузные веки не видывали, принес Рома литровую бутылку пива испанского, невесть каким духом два морских месяца хранимую: на вес золота награда! Которой немало Овсов смутился («Да, зачем, Рома - сам бы выпил!»), но тут же верно из положения вышел, по двум заздравным кружкам пенное разлив... Ну, а после рукава уж засучили...
И заводили они тесто для хлеба... И поведал Рома ученику своему, что температура в печи должна быть от ста восьмидесяти, до двухсот десяти градусов («Но лучше всего - двести десять, все-таки»). А температура воды, в которой тесто заводится - сорок градусов.
- А знаешь, как температуру без градусника определить?.. Роняешь на локоть, или вот сюда, - Рома подставил под падающую каплю кулак, и капля пришлась точно между сжатыми большим и указательным пальцем, - и ты должен почувствовать только удар этой капли.. Не тепло её, и не холод - только удар, касание.
Овсов тщательнейшим образом поспевал конспектировать все услышанное в амбарную тетрадь - судовой журнал с чистыми, но пожелтевшими от времени страницами, что у штурмана испросил: за борт бы, в числе прочей макулатуры, тот пошел.
- Ну, Р-рома, сегодня мы вдвоем самый лучший хлеб выпечем, да?
Это у Овсова с ликбеза испанского в речи порой прорывалось - «р» длинное.
- Сильно вкусный хлеб печь не надо, - с некоторой даже опаской, оглянулся Роман на энтузиаста, - его съедать будут быстро... И придется тогда каждый день хлеб печь.
Профессионал!.. Без купюр.
Завели они тесто (« А сахар тоже, что ли, нужен?» - « А как же - обязательно: дрожжи, сахар, соль»). Замесили лопастями механическими в бадье из нержавеющего металла, на колесиках - «дежа» та называлась.
- Все - теперь ждем час: чтоб поднялось. Потом делаем обмин - еще час ждем, и будем по формам разбрасывать. Так что - ты можешь по своим делам пока идти: через два часа подходи.
Зачем: «По своим делам»? Овсов учиться - стажироваться сейчас сюда пришел! «По-честному»... Почистили они тогда на завтра Роме картошку, морковь, лук дружно.
- Вообще, чем больше тесту обминов - тем хлеб вкуснее будет.
И вот здесь - да забежим мы вперед на несколько лет - Овсов однажды со своим учителем не согласится...
- Хлеб, вообще любит ночь... Ночью никто по камбузу не шастает, не кричит, не ругается, не спорит. А тесто - оно живое: оно же все слышит, на все отзывается...
А вот каждое это слово Овсов не то, что вспоминать и передавать будет беспрестанно, но и подпишется под ними разве что не кровью.
- С тестом разговаривать надо. Ласково: «Хлебушек!.. Хлебушек».
И подходило тесто в полном спокойствии полуночной луны в фиолетовом иллюминаторе, что торила свою серебряную, с позолотой, дорожку точно к ним.
- Так, пора уже и формы готовить, - Рома извлек из недр объемного стола, что был и нутром, и нержавеющей поверхностью своей целиком и полностью хлебу отдан, дюжину попарно соединенных, совершенно черных форм , и миску, с увязшими в растительном масле кисточками.
- Смазываем формы внутри тщательно - чтоб тесто не прилипло. Но, много масла тоже лить не надо: будет гореть, и хлеб подгорит.
И подхватили кисточки они, и в масло обмакнули... Овсов промазывал старательно и дно, и бока, и швы каждой формы хлебной. Словно Рембрандт картину маслом тщательно выделывал. Но, за Ромой чуть не поспевал: тот размашистыми мазками Пабло Пикассо поверхности споро покрывал.
- Вот, подошло, - кивая на поднявшееся чуть не до верха дежи тесто, говорил Рома, - давай - разбрасываем: самый ответственный момент.
И опять вперед чуть ускачем - с Овсовым-то: каждый момент в печении хлеба - самый ответственный... Нет здесь моментов проходных! А момент разброса теста по формам самым «шубутным» он потом себе обозначит - не иначе...