- Булка должна весить полкилограмма, - утопив правую руку в неисчерпаемую, казалось, массу теста, Рома выхватывал ком, в два - крест-накрест - ловких отточенных движения ладоней расправлял его в гладкую, глянцевую верхом булку и аккуратно погружал в форму: три секунды! - Поэтому учись сразу на вес определять.
- А весов на камбузе нет? - Овсов, понятное дело, определять вес на руку был совсем не горазд: получалось то слишком много, то явно мало.
Блаженный! Какие уж тут весы...
- А лишнее тесто не отрывай: обрезай пальцами, как ножницами - смотри! - и Рома от большого комка теста, плавно сжав большой и указательный палец, и вправду как ножницами отщипнул-отсек кусочек.
Как ни старался Овсов, у него так и не получилось.
- Разбросали, - оглядывая заполненные формы, с дальнего края уже круглившиеся подъемом, а ближние еще сморщенные бороздками, кивнул Рома. - Долго в этот раз получилось - двадцать, почти, минут... Ну, это - я тебе показывал, оттого...Так-то - я за пять минут разбрасываю.
- Плохо? - порадел чуть даже вспотевший на новом поприще Овсов.
- Ну, конечно - здесь надо побыстрей успевать! А то, видишь, подъем теста идет неравномерный - также, ведь, мы их и в печь поставим... И еще помни: тесто сквозняков боится. Поэтому - все входные двери, люмы - закрывай, когда в формах подходит.
Доверчиво и тому внял ученик благодарный.
Через сорок минут Овсов пронаблюдал («Сейчас просто постой, посмотри!»), как споро Рома открывал продолговатые, похожие на узкие амбразуры, дверцы квадратной, в человеческий рост, печи и загружал в глубокие горизонтальные колодцы едва не задевающие за верхний край поднявшимися верхушками теста формы.
- Всё - сорок минут теперь пусть печется!.. Только, минут через двадцать надо будет ближние на дальние поменять - чтоб не подгорели.
И когда вытащил, по стечение срока, Рома формы с зарумяненными коричневыми верхушками, опрокинул каждую, вытряхнул на расстеленный на столе картон пышные булки, то замер на мгновение над ними, в немом изумлении шевеля те еще не снятой с руки суровой рукавицей.
- Что, - заволновался тут Овсов, - что-то не так?
- Да нет, - покачал головой Рома, - все здорово, наоборот...
И, сняв таки рукавицу, потянул большой палец кверху, в задумчивости кивая при этом головой.
- У меня самого такая выпечка пару раз только за рейс получалась... Слушай, но любит тебя хлеб-то: чтоб с первого раза, да чтобы так!..
В тот же день включил имя «Роман» Овсов в молитву о живых: поведал ведь тот ему тайну рождения Хлеба. И вспоминал имя его теперь каждый Божий день, а то и по несколько раз в день: уж сколько душа молитвы просила...
Молитвы читать, наизусть выучивая, Овсов тоже в этом рейсе принялся: «Деды-то наши читали!.. А ведь были они сильнее и чище нас, нынешних».
II
- Соберись!.. Соберись! - звонко и зло верещала шеф-повар Полина на великовозрастного своего повара- пекаря третьей категории.
На публику полного салона моряков, что собрались уже к обеду, сквозь распахнутые камбузные амбразуры работала. Но, что с женщины взять?..
Но в офисе компании настоятельно инспектор по кадрам рекомендовала: «Андрей! Поверьте мне - вам надо идти в рейс с Полиной: она вас и научит всему, и совершенно адекватный человек». Овсов поверил - никогда еще инспектор плохого ему не советовала. Он-то на другой рейс - попозже на месяц собирался: чтоб ремонт в новостройке двухкомнатной наконец закончить.
А теперь на другой ремонт попал - судовой. Но, не в пример ему, здесь все уже заканчивали - через несколько дней в море должны были уйти.
Овсов сегодня, на второй день своей работы на камбузе, по приказу Полины, сдобные булки творил. Вытворял, точнее. «Давай сразу посмотрим... Так - булки делать ты не умеешь!»
И приговор у нее скорый был!
Не она одна - все с некоторым ( а то и большим! ) сомнением на мужчину смотрели. Старпом, принимая декабрьским утром из рук Овсова кипу морских документов, крякнул на всю, полную прибывающим на судно морским людом, рубку:
- А... А как это - объясните?!. Состоявшийся уже человек, и в первый раз третьим поваром, только, идете.
Окна рубки были фиолетовы зимним утром, в самом воздухе висела полусонно-тревожная тишина.
- Все будет хорошо, - спешил унять чужие, на весь экипаж оглашенные, сомнения Овсов. - Нормально все будет!
Он справится... Другие же - справлялись... Ему бы только время - совсем чуть!
Потому, катал он булки с быстрой такой Полиной в четыре руки (успевавшей между тем еще и обед приготовить и раздать) старательно. Ну что - на передовой он сейчас: отступать нельзя ни на шаг. Семья ведь позади - ни больше, ни меньше.