Еще на лестничной площадке женщина учуяла запах жареной картошки. Сердце ее забилось чуть медленнее, а на душе стало полегче: "Лучше уж пусть картошку жарит, чем хлеб печет", – подумала она и достала ключи. Ольге Федоровне так не терпелось взглянуть на то, что делает соседка, что она с порога сразу двинулась на кухню. В небольшой комнатке было ужасно жарко, газовая конфорка работала на полную мощность – Лиза жарила картошку. Сковорода, доверху заполненная нарезанными овощами, пуляла в разные стороны раскаленное масло. Девушка была развернута спиной, а из-за наушников она не услышала, как вернулась хозяйка. Она что-то бурчала себе под нос, порой завывая, как Уитни Хьюстон и пританцовывала. Ольга Федоровна заметила, что во время вечерней пляски в воздухе мелькают какие-то мелкие частички: они взлетали до самого потолка, а затем падали на пол. Приглядевшись, она увидела хлебные крошки. Лиза готовила бутерброды с колбасой. Углы, еще утром сияющие чистотой, вновь заполонили хлебные крошки. Женщина около пяти минут простояла за спиной Лизы, прежде чем та ее заметила, а увидев, она тут же скинула наушники и радостно воскликнула:
– Поздравь меня! Я устроилась на работу официанткой! Ура! – девушка обняла Ольгу Федоровну, отчего пара крошек с ее футболки перекочевала на одежду женщины. – Я ужин нам приготовила! Это жареная картошка по фирменному рецепту моего папы. Присаживайся Олечка будем кушать, – и она продолжила резать хлеб.
"Крошки все сыплются и сыплются, а ей хоть бы что", – вертелось в голове Ольги Федоровны снова и снова.
– А ты чего такая молчаливая? На работе что-то случилось?
– Устала просто, – тихонько пробубнила Ольга Федоровна.
Весь вечер женщина собиралась с силами, чтобы рассказать Лизе о причине своего негодования, но никак не могла найти нужный момент. Соседка так много разговаривала, что Ольге Федоровне даже стало казаться, что Лиза только и делает, что болтает и жует хлеб. Женщина легла в постель с тяжестью на душе. Она долго ворочалась с боку на бок, пытаясь заснуть, но мысли о хлебных крошках, словно тараканы расползались по ее голове.
Этой ночью Ольга Федоровна жутко не выспалась, но, несмотря на это утром она вновь затеяла уборку.
– Чего же так крошить то? – ворчала она, подметая пол на кухне, – повсюду хлеб свой разбросала. Изо рта, что ли у нее эти крошки валятся? – неожиданно она резко остановилась, а глаза ее застыли в прозрении, – она мусорит специально! – эту фразу она почти выкрикнула. Расслышать ее можно было без труда даже на лестничной площадке, не говоря уже о спящей в
соседней комнате Лизе. Ольга Федоровна тут же одернула себя за грубость и тихонько подошла к двери, чтобы проверить, не услышала ли ее Лиза. Но та спала крепким сном.
Перед выходом на работу Ольга Федоровна перекрестила спящую Лизу, будто какую-то нечисть, а затем повторила ритуал уже выйдя на лестничную площадку.
Всю рабочую смену она сидела как на иголках и думала лишь о том, как правильнее доложить соседке о хлебных законах в ее доме, а вернее сказать, запретах. "Может поставить ее просто перед фактом, – размышляла женщина. – Да я изложу на бумаге все продукты, которые запрещено употреблять в моем доме, а потом пусть что хочет то и делает”. Женщина схватила первую попавшуюся тетрадь, вырвала оттуда листок и принялась писать. Инструкция заняла два листа, причем с обеих сторон. Ольга Федоровна подобно изложила все названия мучных изделий, на которых она наложила табу.
По дороге домой она собиралась с мыслями, а когда автобус затормозил на последней остановке, она достала список, бегло пробежалась по нему и, выдохнув, решительно двинулась в сторону своего дома.