— Надя… Надюша… Вот где мы встретились…
Надежда Сергеевна разглядывала его: испуганный взгляд, обмякшие плечи… У нее от обиды, от боли, от злости вспыхнули глаза.
— Ты зачем сюда приехал? Каяться приехал? А потом опять за старое? Тишком грешить… Уходи!
Ерофей не сразу ее понял. Она крикнула злее, настойчивее:
— Уходи! И не смей больше приезжать! Слышишь?
Сама ушла первой. Не видела, как он сел, стронул машину с места. Оглянулась, когда позади раздался оглушительный рев мотора.
Надежда Сергеевна сошла с дороги, села. По стерне бежали тени от облаков; потом надвинулась одна сплошная тень, без просвета. Стало прохладно, запахло дождем. В траве по-осеннему шелестел ветер. Надежда Сергеевна опустила плечи. Вот и все. Придумала себе героя. Сейчас увидела она настоящее лицо — жалкого и виноватого человека. Уж лучше бы крики и брань, чем эта покорно склоненная голова, виноватая улыбочка-ухмылка. Струсил, испугался любви. Да и была ли любовь-то? Надежда Сергеевна обхватила колени руками, положила на них голову, слушала — где-то летели журавли с курлыканьем, клекотом, свистом. Их далекий крик надрывал душу.
Конец. Давно надо было это понять, а она тосковала и верила во что-то. Хитри не хитри — она и сюда приехала ради Ерофея, жила в ожидании — вот приедет и позовет. Не было, скажешь, этого? Нет, было, было, было! Сердце не обманешь… Она оглянулась с тоской. Дождь собирался, никак не мог собраться. Сбоку из-за облака на миг брызнуло солнце. Надежда Сергеевна поднялась, взяла на руки жакетку, отряхнула, пошла по тропинке.
Домой вернулась разбитая. Никогда не ощущала такой пустоты — будто выкачана насухо… Ладно, переживет. Не такой уж Ерофей герой — горевать не стоит. Она молода, все у нее впереди. Встряхнется и забудет все, что было… Забудет ли? Молчи уж, утешительница. Она хотела зло посмеяться, но пересохшие губы скривились, и только. Поднялась на крыльцо, привалилась головой к стояку; ей почудилось — высоко в небе летели птицы, и она душой слышала их встревоженный крик.
Дождь наконец собрался, мелко брызнул, словно примеряясь; дунул ветер, дождь пошел сильней, разошелся, весомо забарабанил по крыше.
После обеда Валя пришла в контору. Председателя не было. В раскрытое окно залетал ветер, шуршал отклеившимся на стене плакатом. Холодок заползал под воротник. Вчера поступили из бригад документы. Разнести все по книгам — дела хватит до вечера. Открыла ящик стола, нехотя рылась в бумагах. Расходные ордера, требования, счета лежали грудой… А председатель все не приходил.
Он так в этот день и не пришел.
В сумерках Валюшка вышла на крыльцо, спустилась по скользким ступенькам, ветер подхватил ее, толкал в спину. Навстречу шел человек, воротник поднят, фуражка надвинута на самые глаза.
— Валюшка, ты?
Она только и смогла что кивнуть. Прохор — вот он, перед ней. А она молчит. Опять молчит. Так и уйдет, ничего не сказав? Потом будет ругать себя, томиться, переживать. Надо же когда-то решиться. Она подошла к нему ближе, уткнулась ему в мокрое плечо, не слышала, как льет дождь, как беснуется на улице ветер…
Дождь все лил и лил, а им было хорошо. Оба и не заметили, как быстро все случилось. Валюшка что-то говорила, всхлипывая и захлебываясь. Он почти ничего не слышал и только повторял:
— Постой… погоди… Ты все хорошо обдумала?
— Мама тебе наговорила, я знаю. Ты не сердись на нее. Хорошо?
— Хорошо. Но ты подумай как следует.
— Я все обдумала.
Все оказалось просто и не страшно. Валюшка, держа его руку своей крепкой рукой, побежала под навес. Прохор тяжело потопал за ней. Под навесом они остановились, и Валюшка сказала:
— Я больше не могла…
— Это не важно, Валюша. Это совсем не важно. Я…
— Постой, не говори. Сначала я. Как хочешь, а я не могу больше жить без тебя.
Прохор думал, что то огромное и горячее, что охватило его, только накроет с головой и схлынет, как волна, а оно осталось в нем и жило; теперь ему ничто не было страшно. Он стоял под навесом, слушал шум ливня, и сердце его всему вопреки полнилось счастьем. Он взял Валюшкину руку в свои шершавые ладони и не сжал ее, а держал осторожно; от маленькой крепкой руки шло тепло; он никогда раньше не знал, что держать девичью руку — это так приятно.
Машина продиралась сквозь грязь по узкой дороге. Всю ночь лил дождь, дорога разбухла; было сыро, ветрено и холодно. Возле Озер облачность изредилась, но ненадолго.