Впереди, рядом с шофером, сидел Корзунков. Василий Павлович притулился сзади. По сторонам тянулись обкошенные обочины, пустые луга, мокрая стерня. Возле темнеющего рябью Актуя шофер остановил машину, спустился по берегу с ведерком. Василий Павлович вылез размять затекшие ноги. Корзунков остался в машине. Над радиатором вился парок. Пахло нагретым бензином. Василий Павлович встал грудью к ветру — в лицо пахнуло свежестью, терпким запахом увядших трав, пресным холодком вспаханной земли.
— Дождь-то льет… — Он повернулся к Корзункову, заговорил о том, что наболело на душе: — Яков Петрович, пожестче бы надо. Кое-кого на бюро для острастки. А то ведь и хлеб не уберем, и обязательство не выполним.
Корзунков внешне был спокоен. «Ничем не прошибешь его, чертушку», — подумал Василий Павлович.
— Почему не выполним?
— У Сукманова и у того задержки. Подбодрить бы людей — всыпать кое-кому. Зашевелились бы.
— Ну, всыпать мы всегда успеем. План-то почти все колхозы выполнили.
Василий Павлович обиженно поджал губы.
Шофер налил в радиатор воды, сел на свое место, подождал, пока начальник управления, кряхтя, забрался в задок.
Озеры встретили мокрыми домами и пустынными улицами. Клепова в конторе не было. Поехали в поле. Возле сворота к скотным дворам Василий Павлович тронул шофера за плечо. «Газик» застопорил на всем ходу. С увала спускались грузовики, в кузовах выше кабины прижата байстрыками солома.
— Чьи вы? Откуда?
— Колхозные.
— Почему не на отвозке зерна?
— На току перемежка, — один из шоферов высунул из кабины суховатое, тронутое оспинками лицо, улыбнулся. — Выпал свободный часок. А тут прибегли с ферм: подвезите соломы, крыши крыть нечем. Ну мы — отчего же не подвезти? Дело нужное, зима скоро.
Вечно у Кленова увертки: опять не все машины возят зерно. Зима, конечно, не далеко, но могли бы и обождать немного. Махнул шоферам — валяйте, поглядел на Корзункова, ища поддержки.
— Вот, видал как?
— Что ж, на его месте и я бы поступил так, — сказал секретарь.
Озеры скрылись за поворотом. Василий Павлович положил руку на дверцу кабины. Дорога тянулась нескончаемо, под увалами в отдалении мелькали заимки. Василий Павлович шевельнулся. Рука скользнула, снял ее с дверцы, полез за папиросами. На ходу, наклонив голову, прикурил; теплый дымок ударил в нос. Раздувал ноздри, затягивался — кровь отлила от лица, в груди помягчело.
Свернули на проселок. Он весь зарос травой — две разбитые колесами колеи. Луга, болотце, кочкарник. Все чаще на проселке попадались непроезжие места. Василий Павлович выглянул: вдалеке на увале ходила под ветром пшеница. Давненько не бывал в этих местах. Шумя с натугой, отплевываясь бензиновым дымком, «газик» взобрался по неезженой дороге на увал, задохнувшись, остановился. Первым из машины вышел Корзунков. Василий Павлович открыл дверцу и чуть не охнул — в груди резанула боль. Посидел, осторожно слез. Как будто ничего… Пошел смелее.
Поле было большое. Тяжелые литые волны катились, начинаясь от края, и убегали вдаль по увалу.
— Хороша пшеница, — Корзунков погладил ладонью колосья. — Чья это?
— Кленова.
— Вот с ним надо нам по душам потолковать. Он может дать хлеб. А на твоего Сукманова надежды у меня мало. Колхозники пишут: если сдать все, что он наобещал, Ключи совсем останутся без хлеба.
— В этом надо разобраться.
— Разберемся.
Василий Павлович пошел обратно к машине. Ветер дунул ему в лицо, забрызгал дождем. Щеки стали мокрыми. Ссутулившись, он брел по травянистой кромке. На сердце опять стало тяжело.
Кленова они увидели издали — тот стоял на краю поля, ветер развевал полы дождевика. Сразу за травянистой межой начиналась зябь — узкая ленточка свежей пахоты. Трактор прошел тут недавно, земля пахла тонко и пряно, от нее наносило пресным запахом вывороченных корневищ; с дальнего, невидимого в ложке края доносился рокоток. В стороне у дороги гнедой конь щипал траву. Кленов нагнулся, сунул пальцы в прохладную мякоть земли, взял комочек — был он черный, пухлый, рыхловатый, — размял. Услыша пофыркивание «газика», поднялся. Отряхнув с ладони крошки земли, ждал, вглядываясь. Василий Павлович вылез, молча кивнул на приветствие, обвел внимательным взглядом пахоту.
— Ранняя зябь? — не то спросил, не то сказал утвердительно. И увереннее: — Это хорошо. Только начали?
— Второе поле. Первое кончили вчера.
— Сколько тракторов на ходу?
— Все до единого.
— Сколько на отвозке зерна?
— Василий Павлович… ни одного.