— Та-ак. — Василий Павлович задышал прерывисто, с надсадцей; ноздри у него раздулись; он оглянулся на Корзункова: вот видал, мол. — Машины возят солому. Трактора пашут зябь. А зерно лежит на току. Ну, как нам с тобой говорить? — выдохнул он хриповатым, с печалинкой голосом.
Во рту было горько. Ему казалось, что самоуправство Кленова — тот предел, та крайняя черта, до которой может дойти его терпение; он забыл и о зяби, забыл и о ремонте скотных дворов — обо всем том хорошем, что раньше и лучше других делал Кленов; этот Кленов никак не хотел считаться с тем главным, что занимало сейчас район, — со сдачей хлеба, и он в эту минуту слепо ненавидел его.
— Погоди, Василий Павлович, — остановил его Корзунков.
Кленов поднял голову.
— Как со мной говорить? А вот как. Давайте сядем вот хотя бы… — он обвел взглядом местность, ничего не нашел подходящего, — вот хотя бы тут, в вашей машине. И потолкуем. Идемте, идемте.
Корзунков шагнул за ним. Василий Павлович приоткрыл от неожиданности рот. Все трое подошли к машине и прислонились, не садясь.
— Давно мне хотелось потолковать с вами.
— Ну, так о чем же? — спросил Василий Павлович. — Давай выкладывай.
Он скосил на Кленова сердитые глаза.
— Живете вы одним делом — хлебозаготовками.
— А ты поставь себя в наше положение.
— Ставил.
— Ну и как?
— Незавидное у вас положение.
— Ты хочешь сказать, что за хлебозаготовками мы не видим ничего? Ошибаешься.
— Скажите, каким вам представляется будущее района?
Василий Павлович хмыкнул.
— Каким, каким… Будущее района — в специализации. Направление — зерно, молоко, мясо, на отгонных пастбищах — шерсть.
— А в нашем хозяйстве?
— Как будет развиваться ваш колхоз — скажешь ты. — Василий Павлович рассердился: — К чему ты это?
— А к тому, — сказал Кленов, — что не получится у нас так гладко, как вы говорите. Сдадим мы хлеб сверх плана, а что останется на фураж? Погорит, как пить дать, наша специализация.
— Почему же? — вступил в разговор Корзунков. — С концентратами мы вам поможем.
— Поможете? Ей-богу? — обрадованно вскинулся Кленов.
— Я обещаю.
— Ну, если будут концентраты, то мы живем.
— Но и вы должны помочь району.
— Чем же? — насторожился Кленов.
— Еще раз прикиньте, подсчитайте, сколько вы можете сдать хлеба. Это очень важно, Кленов. Когда вы думаете собрать правленье?
— Вечерком соберем.
— Мы подъедем с Василием Павловичем.
В машине Василий Павлович сказал недовольно:
— Зря ты с ним так. Ничего они не решат, а если и решат, то не так, как надо.
Возле амбаров пусто. На улице под плетнями нахохлились на непогодь куры. За плетнями догнивала прожухлая, без единой зеленинки картофельная ботва. Ерофей шел ссутулившись — плечи опущены, руки в карманах, взгляд из-под нависших бровей туманен. Закрой глаза, и вот она, во гневе, Надежда Сергеевна…
Контора. Шаги тяжело проскрипели по сенкам. Ввалился в кабинет, не снимая дождевика, сел. За окошком наливались чернотой тучи. Кругом — ни души. С улицы позвали:
— Ерофей…
Он выглянул в открытое окошко. На коне, вровень с подоконником, бригадир.
— Начали жать на Колывани пшеницу.
— Много скосили?
— Самую малость. Была плешь, как желтая заплатка. Смахнули. Сыровато зернцо.
— Выбирайте участки. — Ерофей поднял голову и со злостью: — Я за вас делать буду? Не знаете? Не учены? Ждать больше нечего, убирать надо.
Отошел от окна. Вот и еще мука: незаметно уходит с тока зерно, тают вороха. Осталась одна Колывань… Съездить, сказать Василию Павловичу: ошибся, простите великодушно. Выслушает, посмотрит молча, отвернется. И тогда — пропал. За стеной в тон его мыслям уныло барабанил дождь. Подоконник был мокр. По улице с тока шли бабы — обедать. Пока никого там нет, надо сходить туда.
На току пустынно. Два вороха накрыты брезентами, под навесом в углу семена. Ворох возле веялок. Заведующий током вышел из-за наветренной стены с метлой в руках. Поставил метлу в угол, нерешительно приблизился.
— Приходили машины?
— Приходили.
Он нахлобучил фуражку, пошел в гараж за машиной — решил еще раз проехать по полям и полевым токам.
Возле дальней заимки остановился. Ходил по заброшенному току, носком сапога разгребал мякину, крутил головой: зерно. «Не провеяли, оставили». На обратном пути повстречал забуксовавший «газик». «Кого это занесла сюда нелегкая?» Открылась дверца. Человек в брезентовом плаще вышел на дорогу, за ним — другой. Василий Павлович и Корзунков? Вот так встреча… Ерофей, нагнув голову, вглядывался в их лица. Жар хлынул ему в голову. Подъехал ближе, соскочил проворно в грязь.