— Ладно, идите, Наталь Васильевна, — согнала с хорошенького личика выскочившую улыбку догадливая Дашутка. — Я без вас все сделаю. Небось управлюсь, не подведу.
Дома никого не было. Талька перерыла свой гардероб. Как назло ни одного чистого, приличного платьишка. Стирку собирались устроить в субботу, перед баней. Не теряя времени, Талька нагрела в чугунке воды, наскоро простирнула синее, в белый горошек шелковое платье с короткими рукавами, ополоснула его в колодезной воде и повесила на бельевую веревку во дворе. Достала и почистила нарядные белые с золотистыми пряжками босоножки. Тут же, во дворе, стянув с себя кофточку, вымыла голову, выплеснула на траву мыльную воду и… увидела входившую мать.
— Ты чего это выдумала середи недели чистоту наводить? — шумнула она на дочь по своему обычаю.
— Надо, мама. Я иду на станцию.
— Зачем это? — нахмурилась мать. Она не любила, когда дочь ходила или ездила то на собрания, то на совещанья.
— Как зачем? Иду, — значит, дело меня там ждет. Да по пути письмо Лукерье снесу. Прислал ей брат из заключения.
— Прислал! Нашел теперь сестру! Допекло мучителя! Нужна, видишь, стала. А кто выгнал ее с ребенком из родительского дома? Его за такие дела — казнить мало! Пишет! Я бы ему отписала… Лукерье-то не забудь — поклон от меня передавай… Да верно ли, что идешь на станцию? Что-то уж больно прихорашиваешься.
— Ох, какая ты, мама…
Мать боялась за Тальку. У нее перед такими сборами каждый раз болела душа. Вокруг нее всегда крутилось много мужчин. Долго ли до обиды? Далеко ли до греха? Избаловалась девка. Говорят, вступает в разговоры с незнакомыми. И постоянно веселая, за словом в карман не лезет. Вьется, как бабочка, вкруг огня. Выходила бы замуж за Гошку. Парень с головой, работящий, непьющий, глаз с нее не сводит. Чего тянет? Чего ждет? Ох, Талька, Талька!..
А Талька выгладила платье и крутилась перед зеркалом, поворачиваясь к нему то одним боком, то другим. Платье сидело на ней ладно, шелковая ткань ласкала тело. Талька набросила косынку на плечи и пошла.
Она любила поле и лес. Они всегда были рядом. Лес одним краем заворачивал к Давыдкову, и дорога до моста через Выкшу разрубала его надвое. Высокие гладкие сосны с зелеными шапками на макушках далеко одна от другой. Елки были густы, но низкорослы. На открытых местах лопотали без ветра тощеватые осины. И все кругом было пронизано светом. Отслаивались на соснах пересохшие от жары чешуйки, поблескивала в подтеках смола, рябило в глазах от вертучих листьев осин. И сами осины, высветленные солнцем, казались не зелеными, а белыми, как березы.
Лесной конец дороги выбежал на луг, и открылся спуск к Выкше. Талька глядела на луг, на петляющую в невысоких берегах Выкшу, на голоногую, в одних трусиках девчушку, игравшую на отмели, на горячем песке. На лугу взбулькнули перепелки: «Буль-буль-буль», будто где-то зарылось в траве подернутое ряской озерко с кувшинками в стоячей воде; лягушки сидели под листьями кувшинок и озорно пускали пузыри.
Талька глядела… И привиделся ей в зеленой дали этой давний летний день и конопатая девчушка. Голенастая и босоногая, девчушка носилась по деревне и задирала мальчишек. Соскучившись, убегала к матери в поле. Там взбиралась на копну и слушала, как басовито гудели над ней шмели. Палило солнце, поддувал ветерок, от привядшей в копне травы медово тек запах… Тальке и теперь, в самом расцвете, не верилось, что она была худенькой и с конопушками, носила линялые, застиранные платьица и, дразня мальчишек, высовывала язык.
За Выкшей на взгорке над лугом плясало марево. Струями тек от земли жаркий воздух, завихряясь и подрагивая. В светлом и зыбком этом мареве искривился пригорок и березовая аллея неподалеку, кудрявый подлесок и лес, зубчатый и смолистый, остро подпиравший за станцией горизонт. Где-то вблизи, в одном из фокусов этого текучего завихрения, Талька увидела неровно изломанную дорогу и на самом ее изломе шедшую навстречу красавицу в таком же синем с белым горошком платье — крепкоплечую, с загорелыми руками и круглым лицом в русом обрамлении волос. Талька догадалась, что значило это видение. Держалось оно недолго. Как-то Талька вычитала в книге о необыкновенных явлениях, что в воздушных потоках, восходящих от земли и затем опять спускающихся к ней, иногда возникает такое преломление света, что можно увидеть отражение предметов, находящихся от того места вдалеке. Красавица, шедшая ей навстречу, была она сама. Потоки воздуха поплыли, сместились, и видение исчезло, растворилось, как будто его не было совсем.