Выбрать главу

Она шла, баловливо оглядываясь. Глаза ее играли и искрились, звали его; однако за этим зовом проглядывала лукавинка, смешинка. Виктор подумал: игра это, нет в ней ничего серьезного; Талька и поцеловала его просто так, играючись. Он остыл так же быстро, как и загорелся. Талька подождала, словно бы удивляясь тому, что он не отвечает на ее заигрыванья, тряхнула головой, сказала:

— Ну, я побегла.

И, шлепнув его несильно по руке, как водятся, когда играют в салочки, побежала.

Как бы по инерции, Виктор пошел за нею, озадаченный.

Лес кончился, открылось поле, с трех сторон оно окаймлено подлеском; простор уширялся вдаль, набирая силы, и там за полем, лицом к дороге, стояла деревенька — десятка полтора домов с дворами и огородами. Это и было его родное Вязниково. Он издали разглядел дом, в котором родился и вырос. Изба покосилась, осела, вросла той половиной, в которой они бедовали, в землю. Дома через три от них жил агроном Вязников. Теперь там, в перестроенном и расширенном пятистенке, начальная школа. Где-то здесь, у леса, было его знаменитое поле. Сохранилось предание, что Вязников не только сеял отборными семенами, но и по-особому обрабатывал землю.

Поле от ветра взялось волнами. Талька ушла далеко вперед и в белой кофточке и поплиновой юбке, тонкая и гибкая, качалась свечечкой на сильном ветру. Ветер раздувал ее кофточку, гриватил волосы; она поддерживала их рукой и все отворачивалась от него. Наконец повернулась к нему спиной и, увидев Виктора, замерла, выпустила волосы. Их вскинуло над головой и взлохматило. Юбку хлестало меж расставленных ног. Талька поправила подол и собирала волосы руками. Она походила теперь на тонкую невысокую березоньку, гнущуюся там на самом ветру. Талька зажала волосы руками, чтобы не полоскались, и тоже глядела. Но долго стоять на одном месте она не могла — приветно помахала ему и пошла скорым шагом к деревне.

3

Знакомый Виктору кандидат наук проезжал мимо по делам и завернул на станцию. Виктор познакомился с ним на практике в прошлом году и привлек его цепким умом, насмешливостью над «мечтателями», трезвой, практической жилкой, умением схватывать на лету суть явлений и готовностью просиживать над опытами дни напролет. На этом они и сошлись. Звали кандидата Прохором Васильевичем Ненькиным.

— Ба, так вот куда ты распределился? — воскликнул Ненькин. — Ну, расскажи, что ты тут поделываешь?

— Ищу ростовое вещество, — без тени улыбки отвечал Виктор.

— Что? Ростовое вещество? Ну, братец, ты меня огорошил. Такой серьезный молодой человек… Ты шутишь?

— Нисколько. Мне не до шуток. Попался интересный клевер. Рост, листья, цветы — все фантастично. Увидишь — залюбуешься. Но таким он был прошлым летом, а нынче — как отрезало, достиг обычного уровня и дальше — ни на шаг. Вот и мучаюсь вместе с его хозяином, но путного объяснения этому придумать так и не могу.

Виктор злился, но злился не на клевер, а на себя. Поцыкал языком, будто болел у него зуб. Ненькин с минуту глядел ему в глаза, не понимая: может быть, молодой человек все-таки шутит?

— Клевер! Фантастика! То растет, то не растет. Что за чушь, братец? Никак не возьму в толк: неужели ты говоришь серьезно? Ты надолго сюда? Что ты скажешь, если я похлопочу и помогу перебраться тебе в наш институт?

— Не надо, — сказал Виктор. — Меня уже хотели отправить отсюда… в колхоз. Старик прямо разорялся. Я отказался наотрез. Он обиделся и теперь не разговаривает со мной.

— Так то в колхоз. А я зову в институт. Есть разница, дурашка?

— Для меня нет.

— Вот как? — поднял плисовые брови Ненькин. — Значит, у тебя серьезно? А ты болтаешь про клевер да про какое-то ростовое вещество?

— Это временно. Пока тут приживусь да поднакоплю фактов, сведений, идей и другого снаряжения для своего дела.

— Что хоть за дело-то? — узкие глаза Ненькина выпытывающе остановились на Викторе.

— Дайте срок. Я никому пока не говорил. Когда старик бесился надо мной, так и тянуло за язык, но я и ему ничего не сказал. Рано.

— Ну, гляди. — Ненькин потух. Без привычной ему живости стал он, как куль с мякиной, тяжеловат и вял. Но долго быть таким не позволял ему характер. — Да, вспомнил, — он встряхнулся, ожил. — Недавно мне рассказывали… Ты случаем не у такого допотопного монстра… то бишь у селекционера, в подчинении? До войны по колхозам устраивали хаты-лаборатории, выделяли опытные участки. Имена опытников гремели по стране. Объявился один такой монстр где-то и тут, под Вязниковкой. Стал чем-то прополаскивать семена пшеницы и сеять куст от куста на расстоянии. Осенью пригласил корреспондента, тот настрочил статейку — что-то такое о пространстве для роста и развития растений и пользе промывания семян. Получилась потеха на весь район. Люди читали и смеялись. Когда стали разбираться, в чем дело, то оказалось, что опытник отобрал с семенных участков самолучшие растения и показал их корреспонденту. Наговорил ему, что вычитал из книг, а кое-что присочинил корреспондент.