Полевой прямоезжей дорогой Сыромятников подъехал к станции с другой стороны, чтобы не привлекать ничьего внимания. Участки были пустынны. Он оставил машину на меже. Есть в глазах непонятная сила: она действует на расстоянии; ты никого не видишь, но излученье настигает тебя и волнует кровь. Всем телом Сыромятников почувствовал чей-то взгляд. Торопливо огляделся, но ни на дороге, ни в мелколесье никого не было, и лишь только у пшеницы к нему, разогнувшись, кинулся человек. Игнатий Порфирьевич попятился: человек этот был Аверьянов. Ему бы заговорить с ним, объяснить ему все. Уже подбегая обратно к машине, оглянулся, увидел распяленный в крике рот Аверьянова:
— Вон с моего участка! Во-о-он!
Павел Лукич крикнул и, точно споткнувшись, опустился сначала на колено, потом завалился на бок — головой в мягкую высокую траву.
Игнатий Порфирьевич тоже вскрикнул, замахал руками, подзывая появившихся на дороге людей. Те подбежали.
— Что с ним?
— Плохо ему. Помогите посадить его в машину.
Он привез Павла Лукича домой, съездил в больницу за врачом.
Когда возвращался на дачу, руки у него дрожали. Все он делал автоматически: следил за дорогой, жал на газ. Сумасшедшее утро. Сумасшедший старик. Ему казалось, что и сам он близок к легкому помешательству.
— Поездка была неудачной, — объяснил Игнатий Порфирьевич недоумевающей жене свое состояние.
Глава восьмая
От матери раньше срока приехала жена Нина Павловна — свалилась как снег на голову Николая Ивановича. Она пополнела и загорела, черты лица ее смягчились, и сама Нина Павловна словно бы стала другой, умягченной и умиротворенной. В синем, с белым воротничком платье с короткими рукавами она выглядела симпатичной и моложавой женщиной. Если бы Николай Иванович не знал ее, он мог бы подумать: «Какая милая и славная!» Но он не мог забыть, как это приветливое лицо становилось жестоким, как возле полных красивых губ четко ложились две иронические складочки, с каким презрением, свысока смотрели на него эти серые глаза.
Особенно тяжелым был последний перед ее отъездом разговор. Оба говорили резко и раздраженно, обвиняли друг друга в том, что жизнь сломана, что будущего у них нет, что их встреча и все случившееся после нее — ошибка. Николай Иванович опомнился первым и ужаснулся тому, что они наговорили друг другу; помедлив, спросил:
— Если я тебе в тягость, зачем ты живешь со мной?
— Вот именно — зачем?
— Давай разъедемся.
— Разъедемся. Вот именно — разъедемся! — повторила она. — И ты поймешь, как был неправ!
— Не будем начинать все сначала.
— Хорошо, не будем.
Они замолчали. Каждый с обидой думал, что он отдал другому молодость, лучшие годы жизни, и вот итог — оба согласны разъехаться; каждый винил в этом другого и жалел себя. И не было средств остановить такое развитие событий.
Когда-то Нина была ласковой девушкой. Он работал агрономом в совхозе «Отрадненский». Нина кончила учительский институт и приехала по распределению в школу. Они познакомились. Нина отличалась от других девушек, была малоразговорчивой, смотрела на человека с таким видом, будто знала о нем какую-то тайну. Ее глаза светились задумчиво и многообещающе. Характер у Нины был привязчивый: если бы не Николай Иванович, а кто-то другой стал ухаживать за ней, она вышла бы замуж и за того.
Отец Нины — председатель сельсовета, добрейшей души человек. Всем в доме верховодила мать, полная, крепкого сложения, с загрубелыми от работы руками. Было удивительно, как эта здоровая женщина сумела родить к сорока годам только одну дочь. Нина не отличалась крепким здоровьем, и мать оберегала ее от всего. Она волновалась, что Нина может заболеть, что у нее отцов характер и в жизни Нина не сумеет постоять за себя. Николай Иванович сначала дивился, как они не похожи друг на друга, мать и дочь, и лишь с течением времени углядел, что Нина Павловна и голову поворачивает, как мать, и глаза у нее в разговоре посверкивают, как у матери, и низкие рокочущие нотки сердитого голоса до удивления схожи и у той и у другой.
Николаю Ивановичу приходило в голову рассужденье, что если бы у них был ребенок, их жизнь пошла бы по-другому. Но Нина Павловна боялась рожать.
— Я не выдержу беременности, умру, — говорила она.
Когда на втором году семейной жизни забеременела, к ней приехала мать. Она по-хозяйски ходила по квартире и ругалась на весь дом, если Нина поднималась с кровати. Кончилось все в апрельский гололедный день: мать вызвала машину, свозила дочь в больницу; поднимаясь на обледенелое крыльцо, Нина упала; ребенок родился недоношенным и через сутки умер.