Ему казалось, что так оно и будет. Сейчас он выйдет на большак, проголосует, съездит в Лебяжье, поговорит с управляющим, вернется в поле и сам выедет сеять…
Идти стало легче.
Но вдруг он вспомнил, почему он тут, а не на тракторе, зачем идет к Кузьмичу, — ноги сразу потяжелели, будто на сапоги налипло по полпуда грязи.
На перекрестке Егор остановился, поджидая попутную машину. Но время шло, а машины, как назло, ни одной не было. Солнце стало припекать. Егор снял фуражку, пригладил мокрые волосы и пошел по обочине.
Километра через два его обогнал старенький грузовик. Колеса его подпрыгивали на ухабах, кузов скрипел деревянной и железной оснасткой. Проехав немного вперед, грузовик затормозил и прижался к обочине; шофер Ларька Спиридонов высунул в окошечко круглое лицо, поморщился от догнавшей его пыли, хотел чихнуть и не чихнул, прыснул в кулак.
— Дядя Егор, садись, подвезу.
Егор молча забрался в кабину. От мотора тянуло теплом и бензином. Ларька, большеголовый и крутоплечий, включил скорость; сиденье под ним качнулось, качнуло и его; он, повернувшись к Егору, блеснул белками крупных глаз.
— Дорога анафемская. Пока ехал от Ананьина, все печенки поотбило.
— Рюхина не встрел? Не проезжал он там? — хмуро спросил Егор.
— Как же, проехал даве. Промчался как бешеный. Ходит везде, ездит. Командует всеми. Хо-зя-ин, — Ларька наклонился к открытому окошку, сплюнул.
«Вот и Ларьку чем-то обидел Рюхин», — подумал Егор.
Без строгости в деле нельзя. И все-таки многое ему не нравилось в Рюхине. Нынче Рюхин обидел его, обидел ни за что ни про что, не за дело; не поговорил, не выспросил, а приказал ехать за Лосиную балку, нынче же обидел Тяпу и Ларьку; о таких обидах слышал Егор и от других; как назвать такое поведение агронома, он не знал, но что-то подсказывало ему, что, если вовремя его не оборвать, это может кончиться плохо и для дела, и для людей, и для самого Рюхина. «Видно, власть не каждому идет на пользу», — подумал Егор.
Ларька вел машину сердито, лихо; он словно вымещал на ней свою обиду на Рюхина; летели мимо поля, кусты, межевые окопанные столбики за дорогой; видно, ему просто нужна была хорошая встряска, — сжав губы, он гнал и гнал машину, словно хотел уйти от чего-то и не мог. Показались впереди тополя, немного погодя стали различимы дома под ними; в стороне за частоколом тополиной левады проглянуло длинное саманное строение фермы; из-за дальнего края левады еле видимые на фоне неба проступили железные стойки ветряка.
Дорога нырнула вниз, потом повернула, выскочила на открытое место, и дома оказались совсем близко, приземистые, огороженные плетнями, с пригонами и огородами на задах. В центре выделялась красной крышей школа, поблескивал большими окнами сельмаг. Рядом с сельсоветом стоял аккуратный, точно вымытый домик конторы отделения…
Лебяжье. Оно было красиво в любое время года и в любую пору дня. Подъезжал ли Егор к нему по утрам, когда сбоку над Актуем поднимался туман и первые лучи солнца скользили по верхушкам тополей, подходил ли знойным летним днем, когда все кругом было молодо и зелено и дома проглядывали сквозь эту зелень приветливо и знакомо, торопился ли домой по вечерам, когда заря уже потухала, а берега Актуя, и дома, и тополя едва угадывались в темноте, и лишь огни в окнах светились издали и манили, — у него всегда почему-то было такое чувство, точно он давно не был дома, тосковал и вот теперь возвращается и радуется всему — и крутому, как конский загривок, изгибу Актуя, и домам с деревянными и железными крышами, и высоким с густыми кронами тополям.
— Куда подвезти? — спросил Ларька. — Я к амбарам.
— И мне туда.
Еще не выходя из машины, Егор оглядел площадь перед амбарами, приклетки, весы, подводы. Федора Кузьмича нигде не было. Егор вылез из кабины, спросил у кладовщика; тот поднял от весов усталое лицо, махнул в сторону рукой:
— Федор Кузьмич ушел в контору.
Ларьке кладовщик сказал:
— Вот документы. Поедешь в район за семенами.
— Знаю. Рюхин мне все уши прожужжал. Не поеду.
— Поедешь. Об этом и Федор Кузьмич говорил. Будем сеять сверх плана. Так вот — надо привезть из району семена.
— Не могу я. Понимаешь, не могу. Куда с такой машиной? Мотор барахлит, капот еле держится. Кузов как решето. Мне в ГАИ попадать без надобности. Всю зиму талдычил: надо ремонтировать. На износ работаю. Так нет — погоди. Вот и догодились. Санька Ветров пущай едет. Ему новую машину дали.
Егор ушел, не дослушав, чем кончился спор кладовщика с Ларькой.
В конторе никого не было. На окне по нагретому солнцем стеклу ползали мухи. За дверью в закрытом наглухо кабинете звонил телефон. Звонки настойчивые и безнадежные. Егор послушал и вышел.