— Вам кого? — И вдруг, вглядевшись, узнала; серые, подведенные черным глаза ее потеплели; сухие, чуть подкрашенные губы тронула улыбка: — Дядя Егор?
И он узнал ее — это была Настенька, подружка Кати. Волосы, льняные, рассыпавшиеся, были будто не ее, и брови, тоненькие, как наклеенные, не ее, и губы, и щеки… вот только выражение глаз — его ничем нельзя было вытравить, а так ничего не осталось от простенькой голенастой Насти, которая школьницей бегала к ним и о чем-то шушукалась с Катей в сенях.
— У Владимира Степановича сегодня неприемный день, — сказала Настя. — Вот разве что после совещания… — Она опять схватила трубку и прокричала в нее: — Я же сказала вам: занят! Занят! Занят!
Сидя на стуле и придерживая кепку на коленях, Егор поглядывал на Настю. Она была и вертушка и хохотушка и место выбрала себе беспокойное; оно, правда, и не пыльное и не тяжелое, это не на ферме крутиться возле коров и не в поле стоять в пыли за сеялкой, но вот беда: таких «непыльных» мест в совхозе, что ни год, становилось больше, и Егор думал: когда Гуля и ее товарки состарятся, кто их заменит на ферме? Катя, которая работает не то нормировщицей, не то еще кем-то, ходит, собирает по бригадам бумажки, или вот эта хлопотунья Настька? Да и пойдут ли они на ферму?
Раздался внутренний звонок, он прозуммерил откуда-то из-под стола. Егор едва его различил, а Настя услышала сразу, кинулась к двери в кабинет, осторожно, пальчиками, открыла ее, на цыпочках вошла — оттуда густо ударил прокуренный воздух, и чей-то голос хрипло пообещал:
— …А мы закончим к двадцатому! — И дверь закрылась.
Настя скоро вернулась и, усаживаясь, проговорила:
— У них там еще идут отчеты.
Она толкнула створку окна — снизу из цветника ветер донес сыроватый запах перекопанной на клумбах земли. Вот так же, сыростью и корневищами, пахла земля и в поле. Услышав этот запах, Егор подумал: ему сейчас бы не в конторе рассиживать, а угнездиться на сиденье трактора и пахать, пахать, пахать… Он поднялся, вышел на крыльцо, закурил; проследил, как к крыльцу подкатил «газик», как вылез из кабины грузный мужчина и, не глядя, протопал мимо. Егор спустился с крыльца, обогнул контору. Открылся вид на плесо Актуя. Темная вода светилась мелкими огоньками, как будто там блестели стекляшки. За крутым, поросшим кустарником берегом раскинулся луг, он полого переходил в увал; от него начинались поля и убегали, темнея, к горизонту. Два трактора поднимались по полям, за ними плыл легкий дымок. Егор услышал гул моторов, и у него защемило под ложечкой…
Подошел Петька Мугуев и начал жаловаться на Любовь Николаевну, потом еще на кого-то.
Егор опять пошел к конторе. Мугуев шагал за ним и все говорил, говорил. И оттого, что Мугуев, здоровый и крепкий мужик, торчал тут целое утро, ничего не делая, и оттого, что сам он, Егор, второй день ничего не делал, ему стало еще тоскливей. Сев, а они с Мугуевым, два лба, торчат тут; а в поле трактора стоят, сохнет земля; и ничего ведь им, двум лбам, за это не будет.
Стало совестно до того, что плюнул бы на все и ушел в поле, но тут из конторы валом повалил народ: агрономы, зоотехники, управляющие, бригадиры, все те, кто сидел в кабинете у Владимира Степановича. Егор увидел хмурое лицо Федора Кузьмича, узкие плечи и высокие тонковатые ноги Рюхина. Кузьмич кивнул ему неприметно, а Рюхин прошел отвернувшись, и эти его мимо смотрящие глаза, и вздернутый подбородок, и негнущаяся походка напомнили Егору, что теперь он, Егор, не у дел, до работы его Рюхин не допустит, и надо хлопотать не только о полях за Лосиной балкой, но и о самом себе.
Дверь в кабинет Владимира Степановича была приоткрыта. Настя подскочила и прикрыла ее.
— У Владимира Степановича начальник управления.
Егор сел на стул у стены и снова стал ждать.
Прошло еще полчаса. На пороге кабинета появился тот, приехавший на «газике», мужчина, полный в плечах, с полной, красной, с сизоватым отливом шеей, — начальник управления. За ним, нахлобучивая кепку, вышел Владимир Степанович и, догнав, наклонил голову и слушал, о чем говорил начальник управления. Они оба собрались уезжать. До Егора это не сразу дошло, а когда дошло, он кинулся вслед, не рассчитав, больно стукнулся о косяк плечом и догнал Владимира Степановича уже на улице.
— Владимир Степанович, — позвал Егор громко и, боясь, что его не дослушают, заговорил быстро и несвязно, с запинками.
Владимир Степанович занес одну ногу в машину и тут увидел управляющего: