– А как же. Есть электронная рассылка. Не хочется слишком её расширять – наши помещения для встреч не так велики. Если вы решите присоединиться, я позабочусь, чтобы ваше имя туда внесли.
Она смолкает, делает глоток чая и бросает на меня взгляд своих ясных голубых глаз, выдерживая такую паузу, что я уже никак не могу не спросить:
– Сколько же стоит членство?
– Обычно люди вносят около двухсот долларов в год, но если вы просто хотите попасть в список рассылки, минимальный годовой взнос – восемьдесят долларов для одиноких и сто пятьдесят долларов для семей. Безусловно, есть и другие возможности поучаствовать в наших мероприятиях, но это зависит от ваших интересов. Сами понимаете, чем больше бюджет, тем обширнее программа.
– О’кей, – говорю. – Пожалуй, вы меня сагитировали.
Женщина неторопливо отставляет чашку и извлекает папку с распечатанными формами, где требуется указать имя, адрес, обозначить уровень членства, и есть графа, в которую можно вписать номер кредитной карточки. Всё всерьёз.
– Мы бы предпочли наличные или чек, – добавляет она, – за операции с кредитками берут проценты.
Чек так чек. Дам сто долларов – хорошая, круглая сумма за услуги, которыми я, скорее всего, никогда не воспользуюсь. И никто не сможет обвинить меня в скупости.
Моя гостья взяла чек, поблагодарила и встала из-за стола. Я проводила её до двери и там вспомнила, что до сих пор не узнала, откуда у неё мой адрес – в телефонных справочниках меня нет.
– Знаете, – спускаясь по ступенькам, отвечала она, – я уже и не помню. У вас же есть русские друзья, так? Скорее всего, ваше имя попало к нам через друзей ваших друзей.
Мысль о том, что у меня в Сан-Франциско есть друзья, чьи друзья связаны с русской общиной и считают, что меня может заинтересовать знакомство с их центром, и смутила, и обрадовала меня. Детство моё прошло в России, и, хотя с тех пор я не искала связей с родиной, меня тронуло, что кто-то считает меня русской и думает, что я принадлежу к русскому землячеству.
Приготовила ужин, потом в порыве ностальгии вышла в интернет и отыскала советский телефильм, который любила в детстве – историю о девочке из будущего XXI века, случайно попавшей в Советский Союз 1980-х. Фильм наивный и привычно неправдивый, с пионерской чёрно-белой моралью и старомодными спецэффектами. Но смотрела – не могла оторваться. Оказывается, я многое забыла. Так и смотрела допоздна – серию за серией.
А месяц спустя у меня закончился чай, и я решила совершить набег в Ричмонд для пополнения припасов. Тут я вспомнила о моей визитёрше и сообразила, что мне не пришло никакого подтверждения моего членства: ни электронного письма, ни сообщения на автоответчик, ни письма по почте. Чек ушёл, деньги с банковского счёта сняты – и с концами. Оставляла ли посетительница расписку или визитную карточку? Порылась в своих бумагах, ничего не нашла. Попробовала найти в сети Русский центр Сан-Франциско – выскочило несколько сайтов, но ни один не совпадал с той организацией, которую описывала моя гостья.
Следовало бы немедленно сообщить о случившемся в полицию или хотя бы в банк, попросить их отследить чек. Очень не хотелось верить, что меня так запросто одурачили. Я решила подождать немного: вдруг произошло какое-то недоразумение, и мне вот-вот придёт приглашение на вечер бардовской песни или просмотр старого фильма. Миновал день рождения Пушкина, потом приблизился Новый год, но ни от женщины, ни от организации, которую она, якобы, представляла, никаких вестей так и не поступало. В конце концов пришлось признать, что меня провели. Уже ничего и поделать-то было нельзя, кроме как посмеяться. Я стала рассказывать про этот случай друзьям, подробно расписывая собственное гостеприимство и то, как красноречиво моя гостья дурила меня; история всем нравилась – было в ней что-то русское.
Рассказывала я шутки ради, но постепенно смех друзей стал меня огорчать. Не думаю я, что все русские – мошенники, и вовсе я не хотела, чтобы моя история закрепляла такой стереотип. Советский Союз – страна моего детства, а оно ничем не было омрачено, пока родители не решились эмигрировать. Я знаю, я тысячу раз слышала рассказы, как тяжело моим родителям приходилось, сколько часов они простаивали в очередях, как получали работу по распределению, а не по выбору, как от безысходности спивались их друзья. Но это не мои истории. Я была слишком мала, чтобы испытать что-то подобное. Своим детям Союз оставил томительную мечту о том, что все люди могут быть равными, надежду на «мир во всём мире», и веру, что «прекрасное далёко» уже не за горами. Мечта эта – такая же часть советского наследия, как общий для всех русский язык или традиции хлебосольства.