— Ага! Тогда ответь мне, мулла, почему ты раздаешь обещания людям от имени своего господина, даже не испросив его разрешения и не воззвав к нему, как полагается?
— Э-э, глупый ты человек, — покачал головой мулла, — Аллах наш в своем величии даровал мне способность погружаться в его самые сокровенные помыслы. Я знаю все, о чем знает он!
— Предположим, но почему ты воруешь у своего господина?
— Да ты что?! — чалма у муллы от подобной наглости едва не воспарила над его маленькой головой. — Да я тебя! Я…
— Но ты ведь поедаешь и прибираешь к рукам то, что принесли твоему господину, разве не так? Все это видели.
— Я… это… — смешался мулла. Ничего подобного он не ожидал. Собравшиеся, затаив дыхание, во все глаза глядели на муллу, и платок, который мулла сунул за пазуху, теперь жег ему грудь, а съеденная горстка плова, казалось, возмущенно ворочалась в его животе. — Ты все неверно понял, странник. Это подношения на благо мечети. Вот! — обрадовался мулла, так успешно ему удалось выкрутиться.
— Но ты сказал, что это дом самого Аллаха, — прищурился Насреддин, — и эти люди принесли в его дом свои дары, надеясь на его помощь. Значит, они принесли их ему, а вовсе не тебе. Разве не так?
— Но господь не вкушает земной пищи! И ему ни к чему это тряпье! — воскликнул мулла, выхватив из-за пазухи платок и отбросив его в сторону. — Я взял его, чтобы не обидеть несчастного старика. Зачем он мне?
Мулле вовсе не нравился этот разговор, который слушали десятки людей. Однако, священнослужителю никак не приходило в голову, как поставить на место это наглого старика, позволяющего себе прилюдно оскорблять его, муллу!
— Тогда объясни мне, о многомудрый мулла, освященный мудростью господа нашего: к чему тогда эти люди несут сюда свои дары, если они не нужны Аллаху?
— Глупец! Это плата за молитву, — взъярился мулла. — Неужели ты считаешь, что я должен работать запросто так? А мое дело через молитвы доносить до господа…
— Прости меня, — перебил его ходжа, — но молитвы, если честно, я пока не услышал ни одной. Однако, обещания ты раздаешь очень охотно. Неужели ты берешь плату за пустые обещания?
— Нет! Я беру плату только за то, что обязательно сбудется, — глазки муллы забегали в темных провалах его глазниц.
— Знаешь, хорошая у тебя работа.
— О чем ты? — еще больше насторожился мулла. Ему было совершенно невдомек, почему этот незнакомый старикашка столь непочтителен к его особе.
— Значит, ты хочешь сказать, — прищурил левый глаз ходжа Насреддин, — что твои обещания сбываются, так как они исходят от самого Аллаха, и тебе ведомо все сокровенное и тайное?
— Разумеется, — горделиво выпятил грудь мулла.
— Вы все слышали, что сказал великий мулла? — обернулся Насреддин, обведя взглядом притихшую толпу, собравшуюся во дворе мечети.
— Да, да, слышали, — донеслось нестройное со всех сторон.
— Да будет так! — рубанул ходжа рукой. — А теперь все расходитесь по домам.
— Но как же?.. — окончательно растерялся мулла. — Как же так? А дары?
— Я тебя не понимаю, — Насреддин уже собравшийся было покинуть двор мечети, вновь остановился, — ты же сам сказал, что это вовсе не дары, а плата за твою работу. Но где же это видано, чтобы человек платил за яйца, которые курица еще не снесла? А если и так, то пиши расписку.
— К-какую расписку? — сглотнул совершенно ошалевший мулла.
— Странный ты человек, — пожал плечами Насреддин. — Коли ты берешь плату вперед, то ты должен написать расписку. А вдруг ты не выполнишь свою работу или выполнишь ее не должным образом, тогда что?
— Что? — лупнул глазами мулла.
— Вот и я о том же, — вздохнул ходжа. — Да, за всеми этими торговыми делами я чуть не забыл тебя спросить: зачем нужны эти крепкие стены вокруг дома нашего господа?
— Сейчас очень много воров, — ляпнул мулла первое, что пришло ему в голову.
— Я, кажется, понял тебя, — произнес Насреддин с очень серьезным видом. — Аллах всемогущий в своей заботе о несчастном, обездоленном народе не хочет, чтобы они выбрались за этот забор. Это очень мудро. Теперь я верю, что господь даровал тебе истинное знание, — и ходжа отвесил мулле поклон.
— Нет, нет, ты все неверно понял, — замахал на него руками мулла, судорожно пытаясь сообразить, что имел в виду этот противный и крайне нахальный старик, в котором не чувствовалось ни капли почтения к сильным мира сего. — Я хотел сказать, что высота забора указывает на близость его обладателя к великому Аллаху! Так говорит народ.
— Глупости, — отмахнулся от его слов Насреддин. — Какие заборы ни громозди, а всех ближе к Аллаху только покойники. Разве не так, о мудрый мулла?