— Ну? — нетерпеливо потребовал продолжения рассказа тощий.
— Так вот, в другой раз в чайхане сидел со своими друзьями уже мулла, когда на улице вновь пошел дождь. И вдруг мулла увидел, как по улице мчится Насреддин. «Ага! — радостно завопил мулла. — Вот ты и угодил в собственную ловушку! Отвечай, несчастный, почему ты бежишь от даров Аллаха?» ходжа на минутку остановился и сказал следующее: «Это ты, а не я говорил, что дождь — его дар. А если это и так, то кому понравится, чтобы топтали его дары? Поэтому я и стараюсь делать как можно меньше шагов». И сказав так, Насреддин побежал еще быстрее, перепрыгивая через лужи.
— Ха-ха, ха! — вновь засмеялись мужчины, а тощий сказал, вздохнув: — Вот бы эту шутку с нашим муллой отколоть.
Насреддин вновь промолчал, лишь улыбнувшись одними краешками губ. Икрам так и не понял, чему он улыбался: неужели ходже интересно слушать все эти небылицы про себя? А может, просто задумался о чем своем?
Икрам оказался близок к истине. В этот момент Насреддин размышлял о том, почему люди сочиняют и рассказывают про него столько историй. Все они, разумеется, разные, потому что придумывают их и богатые, и бедные. Бедным хочется видеть в Насреддине своего заступника, могущего дать отпор наглым богачам, не знающим в своей жадности никакой меры. Богатые же сочиняют истории про глупцов или берут услышанные где-то и приписывают их Насреддину, потому как это придает им уверенности в себе — ведь они умнее ходжи, а бояться глупца вовсе не стоит. И те и другие истории Насреддин считал полезными. Бедные набирались духу смеяться над жадностью и глупостью богатых и смелости противостоять их бесчинствам, а богатые слишком уж расслаблялись, не видя в Насреддине достойного соперника. И тогда наступал черед ходжи…
— А знаете, почтеннейший, — обратился рассказчик к Насреддину, оторвав его от размышлений, — ваши смелость и остроумие достойны самого Насреддина.
— Правда? — усмехнулся ходжа. — Польщен сравнением.
— А не скажете ли вы нам свое имя?
— Это мой друг из очень дальнего кишлака, — Икрам не дал открыть рта Насреддину. — Из очень-очень дальнего. А зовут его…
— Насыр, — подсказал ходжа, качнув рукой с зажатой в ней пиалой.
— Да-да, именно Насыр! — обрадовался помощи Икрам.
— Странно все это, — покачал головой вопрошающий. Похоже, его нисколько не убедил жар в голосе, с которым ему ответил Икрам. — Очень странно. Но все равно спасибо вам, Насыр-ако. Я думаю, теперь мулла на некоторое время присмиреет.
— И то хорошо, — ответил ему ходжа. — Но если вы его больше не будете баловать, то он непременно присмиреет навсегда.
— Неплохо бы, — опять тяжко вздохнул тощий. — А ну как он начнет грозить небесными карами?
— Забавный ты человек, — беззлобно усмехнулся Насреддин, выплескивая остатки чая на пыльную дорогу у себя за спиной. — Ты же своими ушами слышал, что мулла лишь слуга бога, причем не из лучших. Так чего тебе бояться гласа какого-то паршивого слуги? Вот когда Аллах лично возьмется тебе грозить — тогда и бойся.
— Кто ты, о странник, не страшащийся произносить вслух подобные речи? — в ужасе отшатнулся от него тощий.
— Я просто человек, — спокойно ответил ему ходжа Насреддин, печально глядя испуганному мужчине прямо в глаза. — Человек, который устал бояться и наконец прозрел.
Тут хозяин чайханы положил на дастархан рядом с ходжой две лепешки и небольшую миску с чувотом.
— Желаете еще что-нибудь? — спросил он.
— Нет, спасибо, — Насреддин протянул ему две медные монеты, но Саламат взял из его пальцев только одну.
— Этого вполне достаточно. Заходите еще. Всегда вам рад.
— Благодарю. Всем доброго дня. — Ходжа раскланялся с присутствующими, сполз с топчана и, подхватив лепешки и миску, медленно направился к своему ишаку, привязанному под деревом. Икрам заторопился следом.
— Странный он какой-то, — пробормотал тощий мужчина, вертя пиалу в пальцах.
— Но хороший, — сказал тот, что рассказывал истории. — Я хороших за версту чую. И еще у него глаза добрые.
— Ты тоже заметил? — спросил бородач.
— Конечно! Нет, здорово он все-таки разделался с муллой.
— И все равно он странный, — повторил тощий и пригубил чаю из пиалы. — Только бы не было беды…
— Да что ты в самом деле заладил: беды, беды! Еще накаркаешь, чего доброго.
— Думаешь, мулла спустит подобную обиду? Вот погодите, он только очухается…
— А ты поменьше думай о мулле, — скривил губы второй из мужчин. — Он-то уж точно о тебе не думает.
— Да нужен он мне больно, этот ваш мулла! — фыркнул тощий, опуская пустую пиалу. — Только все равно страшно. Насыр приехал и уехал — ему-то чего бояться?