— Горшечник делает своими руками посуду, — взялся рассуждать старик, затыкая очередную наполненную им тыкву пробкой, — и продает ее. Земледелец растит рожь и овес, кузнец делает ножи, серпы, подковы. Пекарь готовит хлеб. О мираб, неужели эту реку сделал ты?
— Что ты несешь, старый дурак?! — взбеленился толстяк на том берегу. Он затопал ногами и замахал над головой кулаками, но путник не испугался: чтобы перебраться на этот берег, толстяку понадобилось бы сначала спуститься по течению, а затем перейти ее по скользким камням. — Это моя река, моя земля. Плати сейчас же!
— Ай-яй, — сокрушенно покачал старик головой, подвешивая тыквы с водой к спине ишака, — смотри, лопоухий, какой жадный человек: выпить — не выпьет, и другим напиться не даст.
Ишак, вдосталь напившись вкусной горной воды, поднял голову и уставился на беснующегося от бессилия мираба на другом берегу.
— Ах ты, вор, гнусный проходимец! — никак не унимался тот. — Плати сей же час, иначе я пожалуюсь на тебя кази.
— Э, да будет тебе, уважаемый, — только и махнул старик рукой, взбираясь на спину своего ишака. — Я взял у тебя немного воды взаймы, а ты раскричался, будто я погрузил на ишака весь твой неубывный товар.
— Как это — взаймы? — опешил толстяк, и щеки его недоуменно обвисли. — Что значит, взаймы? Ты чего плетешь? Деньги, давай деньги!
— Да ты никак спятил, торговец свежестью, — сокрушенно покачал головой старик. — Виданное ли дело, чтобы за взятое взаймы платили деньги, если долг может быть возвращен с лихвой тем же товаром?
— Каким еще товаром?
— Я у тебя взял воду, так?
— Так, — подумав, согласился мираб.
— Ну вот, я тебе завтра обязуюсь ее вернуть. Даже сторицей.
— Это как? — наморщил лоб толстяк.
— Странный ты человек, — пожал плечами старик. — Разве ты не знаешь, как возвращают выпитое?
— Ах ты, грязный старикашка! — задохнулся от подобной невиданной наглости толстяк и затряс щеками. — Вот я тебе… Я тебе… — он забегал вдоль берега, не решаясь ступить в ледяную воду. — Я до тебя доберусь.
— Вот глупый человек, — усмехнулся старик. — Я же обещал тебе вернуть воду завтра — значит, верну. К чему так волноваться? Или ты не веришь слову ходжи Насреддина?
— На… На… — у бедного мираба отнялся язык, а глаза его округлились, немного недотянув в размерах до куриных яиц.
Если бы средь ясного неба грянул гром, и тогда мираб не был так поражен. Как и очень многие, он был порядком наслышан о Насреддине и его проделках, а уж когда прослышал о появлении где-то поблизости веселого мудреца, грозы богачей и притеснителей простого работного люда, то молился Аллаху денно и нощно, чтобы тот не допустил появления этого закоренелого нечестивца в их селении. Но надежды мираба не оправдались.
— На… — еще раз плямкнул он губами, вновь не в силах выговорить до конца страшное имя, которое он ставил в один ряд с именем шайтана, как ослабевшие ноги его подкосились. Правая нога вдруг оскользнулась на поросших водорослями камнях, и мираб, коротко вскрикнув, рухнул в воду.
Ледяная вода, будто кипятком, ошпарила мираба. Хватая разинутым ртом воздух, он одурело захлопал руками по воде, с третьей попытки ухватившись толстыми пальцами за каменный уступок, но воздеть свое грузное тело оказалось делом нелегким, потому как к немалому весу самого тела прибавился еще и вес набухшего водой халата. Да неистовый горный поток, будто мстя мирабу, хватал его за халат и все порывался закрутить и отбросить прочь от берега.
— Ай-яй, — покивал старик, наблюдая за тщетными попытками мираба выбраться на берег. — Видишь, лопоухий, что бывает с людьми от жадности. — Уважаемый, может тебе нужна помощь? — крикнул он плещущемуся в воде мирабу.
— Нет! Я сам! — испуганно выкрикнул тот, внезапно обнаружив в себе невиданные доселе силы. Их вполне достало, чтобы мираб едва ли не пулей выскочил на берег.
Вид его был жалок. Мокрый, словно кошка, попавшая под ливень, стоял он у топчана, оглядывая себя и брезгливо сдирая пальцами налипшие на его халат и лысину водоросли. Новая чалма мираба давно уплыла вниз по течению, и искать ее не было никакого смысла.
— Знаешь, я подумал, почему бы мне и вправду не заплатить тебе за воду, — задумчиво произнес ходжа Насреддин, щелкнув пальцами по бородке. — Возможно, ты был прав, и я поступил с тобой неправильно. К тому же ты по моей вине потерпел убытки.
— Нет! Не надо! — вздрогнул мираб, мгновенно позабыв про свой неопрятный вид. Он замахал на ходжу руками, отступая к топчану. — Я дарю тебе эту воду. В конце концов, не столько уж ты и выпил в самом деле. Глоток воды для мучимого жаждой путника — разве это не угодное всевышнему дело? И знаешь еще что: пей в любое время, когда тебе захочется. Да-да, именно так!