— Говорите же, о хозяин. Почему вы вдруг замолчали? — молитвенно сложил ладони Гази. Непередаваемый ужас застыл в его вечно печальных глазах.
— А после, Гази, мне придется избавиться от тебя, поскольку сухих лепешек и риса на нас двоих не хватит.
— Ох! — воскликнул Гази, хватаясь за сердце, и прижался спиной к стволу старой груши. — Не говорите так, умоляю вас!
— Но именно таково наше с тобой будущее, если мы будем сидеть сложа руки и ждать, когда наступит этот страшный момент! — повысил голос мулла, с удовлетворением наблюдая за побледневшим слугой. — Прости, я вынужден буду так поступить с тобой, хотя мне этого вовсе не хочется. И Гази пойдет побираться на базар, уподобившись распоследнему нищему. Так все и будет на самом деле.
— Нет! Пощадите!!! Только не это, о хозяин, — вскричал в сердцах Гази, плотно зажмуривая глаза. И от его крика мулла едва не выронил из пальцев пиалу, сонные куры переполошились в хозяйском курятнике, топча снесенные ими яйца, а во дворах, расположенных вблизи мечети домов, завыли собаки.
— Болван, чего орешь?! — Мулла рывком выплеснул в сторону слуги остатки чая, но не попал в него. — Ты, верно, хочешь, чтобы здесь собралась половина селения, выяснить, не убиваю ли я тебя?
— Простите, о хозяин, — Гази протянул дрожащие ладони к мулле, — но вы говорите поистине страшные вещи. Я не сдержался.
— Здесь нужно не кричать, а действовать тонко и наверняка.
— Вы хотите покарать этого вероотступника Насреддина, чтоб его ужалил в голую пятку самый злой из скорпионов?! — воскликнул Гази.
— Молчш-ши! — зашипел на него мулла, замахав руками на манер мельницы. — Если ты сейчас же не заткнешься, то…
Последнее сказанное муллой слово прозвучало настолько грозно, что Гази, пробормотав «уй-юй!», прихлопнул ладонью губы.
— О Аллах! — тем временем продолжал мулла, воздев глаза к небу. — За что ты покарал меня этим бестолковым слугой? Что я тебе сделал такого?
— Простите, о хозяин, — пролепетал Гази, выкатывая глаза, — я больше не буду кричать. И вообще не скажу ни слова. Только не отправляйте меня на базар!
— Никто тебя пока никуда не отправляет, — мулла уже едва сдерживался, чтобы не отколотить бестолкового и трусливого слугу, но другого у него, к сожалению, не было, а от хорошо поколоченного слуги пару-тройку дней не будет никакого проку. К тому же Гази при всех своих недостатках, имел и одно достоинство, с лихвой перекрывавшее все остальное: он был верен своему хозяину. — Итак, мы установили одну непреложную истину, — решил подвести итог мулла. — Если все оставить как есть, то скоро мы помрем с голоду.
Гази на этот раз действительно промолчал, но сжался в комок.
— Нечестивца Насреддина, — да покарает его всевышний! — мы пока трогать не будем.
— Вы его боитесь, хозяин? — осторожно поинтересовался Гази.
— Я? Какого-то вшивого оборванца? — храбрясь, ткнул себя в грудь пальцем мулла. — Да чтоб отсох твой отвратительный язык, о боль моей печени.
— Простите, хозяин, — забормотал извинения Гази, еще сильнее вжимаясь спиной в ствол дерева.
— Я сказал: «пока»! Тому, что я задумал совершить, Насреддин помешать не в силах.
— Вы уверены в этом? — недоверчиво повел носом Гази.
— Э-э, глупый ты человек! Разумеется, я уверен, поскольку не какому-то там ходже, будь он даже трижды Насреддином, тягаться с нечистой силой, — криво усмехнулся мулла. — Это под силу только мне, мулле — истинному слуге нашего господа!
— С нечистой си… силой? — сглотнул изрядно побледневший Гази.
— Да, именно с ней! А теперь дай мне свое ухо, и я изложу тебе мой план!
— Дать ухо? — проблеял окончательно перетрусивший Гази. — Пощадите, о хозяин! Как же я без ушей?
— Дурак! — саданул кулаком по худому колену мулла. — Это такое выражение, понимаешь? Я скажу тебе все на ухо.
— Уф-ф, хозяин, — немного успокоился Гази, придвигаясь к мулле. — Я вас очень прошу, вы больше не пугайте меня так, ладно? Я вообще очень плохо понимаю иносказания.
— Ладно, — покорно отозвался мулла — ни обычных слов, ни ругательств для бестолкового слуги у него в запасе уже не осталось.
Прикрыв ненадолго глаза, чтобы привести чувства в порядок, мулла быстро зашептал детали плана в самое ухо Гази. И чем дальше он говорил, тем больше округлялись глаза слуги, а когда мулла наконец смолк, Гази, еще более бледный, чем до того, отшатнулся от него и протестующе замахал руками.
— О хозяин, увольте меня от этого дела! Нельзя с таким шутить.
— Да ты же ничего не понял! — вскипел мулла.
— Я все понял, только… только…