— О Аллах всемогущий! — пролепетал Зариф, натягивая курпачу на лицо. — Кто там есть? Выходи!
Куст затрясся сильнее, и из него послышалось утробное рычание.
— Я сейчас возьму копье и проткну тебя, слышишь?
Куст перестал трястись, и все стихло.
— Ага, страшно! Убирайся отсюда подобру-поздорову, пока жив.
И тут из куста рывком выскочила, вернее, вывалилась странная зверюга: баран — не баран, человек — не человек. Она была сплошь покрыта шерстью, а вполне человеческая голова, только очень грязная, гневно сверкала глубоко посаженными глазами. Также у страхолюдины наличествовали руки с длинными пальцам-когтями и ступни, покрытые слоем грязи. Страхолюдина клацала зубами и периодически взрыкивала.
— Ай! — подскочил на топчане Зариф. — Уйди! Уйди, слышишь? Уходи прочь!
— Дурак! — огрызнулась образина, выпрямляясь во весь рост. — Это же я, мулла.
— Кто? — Глаза Зарифа полезли на лоб.
— Мулла! Ослеп, что ли? — мулла приблизился к воде и почесал орлиными когтями тощий зад. — Все зудит, — пожаловался он. — Проклятая шкура, будь она неладна.
— Э, эй! — выкатился из дома сонный Хасан. — А ну, пла… — но тут он разглядел стоявшего у воды раскоряченного «шерстистого» муллу с растопыренными когтями, покачнулся и хлопнулся в обморок.
— Чего это он? — не понял мулла. — Зариф, будь другом, помоги снять шкуру.
— Я это… Да, конечно, — пришел в себя Зариф, сполз с топчана и приблизился к мулле. Тот с трудом сорвал с пальцев на совесть примотанные когти и зло побросал их в воду. — Но что с тобой произошло, о мулла? Это Насреддин тебя так?
— Нет, это я себя так! — зло прорычал мулла. — Не придумал ничего лучше, как запугать этих оборванцев шайтаном. Вот и допугался. Ох, как меня колотили, как колотили.
— Насреддин? — участливо спросил Зариф, перепиливая ножом, который всегда носил с собой, многочисленные завязочки.
— Чего ты привязался ко мне со своим Насреддином? Колотили меня эти босяки, будь они все прокляты Аллахом! — потряс кулаками мулла, сдирая с себя шкуры. — До сих пор все тело ноет. А потом меня притащили к судье, и этот слюнтяй ничего не смог сказать против.
— А вот здесь уж точно не обошлось без Насреддина, — вставил Зариф, убирая нож в кожаные ножны.
— Если ты еще хоть раз назовешь его имя, я тебя задушу и утоплю, так и знай! — мулла наскоро скинул одежду и полез в ледяную воду. — Ох, как холодно-то!
Окунувшись несколько раз, он спешно, но тщательно вымылся и выбрался на берег. Там он натянул подштанники и взялся стирать остальные свои вещи, ополаскивая их в реке и все время нюхая. Но результат, видно, не удовлетворял его, и мулла принимался вновь окунать в воду то штаны, то рубаху, то халат.
— Э, эй, — между тем очухался Хасан, — ты чего там делаешь?
— Все нормально, — успокоил его Зариф. — Это мулла.
— Мулла? Наш?
— Уже нет, — буркнул в ответ тот.
— Как так? Ай-яй, что с тобой стряслось, почтеннейший? — сочувственно всплеснул руками Хасан, доковыляв до сидящего у самой воды муллы.
— С тобой вскорости стрясется то же самое, если решишь, что ты здесь в полной безопасности, — ответил за муллу Зариф.
— Ох, это его Насреддин так?
Мулла окатил мираба ледяным взглядом и опять ничего не ответил.
— Он, он. Так что ты решил, Хасан? Будешь отсиживаться и дальше или как?
— А что мы можем, если даже такого человека, как мулла…
— Ходжа ничто, — обронил мулла, тщательно выжимая халат.
— Судя по тебе, это не совсем так, — криво усмехнулся Хасан, указывая пальцем на синяки, сплошь покрывавшие спину муллы.
— Ходжа ничто, — глухо повторил мулла, встряхнул халат, подхватил остальные вещи и побрел к иве, на ветвях которой развесил их на просушку. — Это я дурак. Сам дал ему повод.
— Вот видишь! — Хасан ткнул локтем в бок Зарифа. — А я что тебе говорил? Главное — не связываться с ним.
— Тогда он свяжется с тобой, — мулла забрался на топчан, нацедил в пиалу оставшегося со вчерашнего вечера чаю и отхлебнул.