Без сил опустившись на колени, женщина спустя минуту уже лежала на холодной земле, пытаясь то ли обнять, то ли слиться с ней, чтобы быть рядом со своей девочкой. Навсегда. Подавляя рвущие душу рыдания, она сжимала побелевшими пальцами куклу, виня себе в том, что не пришла на похороны. Что не положила игрушку рядом с дочкой. Ведь та ее так любила…
- Доченька, прости меня… Прости!
Прижимаясь щекой к царапающей кожу земле и захлебываясь рыданиями, Кэрол вспоминала о том, как она узнала о зарождающейся жизни внутри себя, о том, как привыкала к этому волшебному ощущению чего-то родного, носимого под сердцем, как впервые увидела своего ребенка, как девочка в первый раз произнесла слово «мама», как пошла, как росла, какой смелой и отважной была, несмотря ни на что. Иронией казались сейчас слова медсестры, которая провожала их до выхода из больницы, после перенесенной Софией тяжелой пневмонии с осложнениями:
- Ваша девочка молодец. Родилась в рубашке! Можете быть уверены, уж такая будет жить долго, да, детка? Ой, а ваш папа вас не встречает? Извините, я, кажется…
Смущенная молодая девушка украдкой сунула девочке леденец и скомкано попрощалась, снова сказав что-то о чрезвычайной удачливости пятилетнего ребенка, которого, действительно, еле откачали и который выздоровел в рекордные сроки. Вернувшись домой, Кэрол тогда застала мужа, как обычно, пьяным и совершенно позабывшим не только о болезни дочери, но, казалось, даже о том, что она у него есть. На протянутые к нему в приветствии ручки Софии он лишь отмахнулся, схватив жену за ворот блузки.
- Куда так выряжалась?! Дома жрать нечего, а она разгуливает! Что ребенок?! Не умер же, а я вот от голода вполне могу. Давай, поторапливайся, и заткни эту, чтоб не ревела!
Но испуганная девочка через пять минут уже улыбалась, сквозь невысохшие слезы… И так всегда. Несмотря ни на что, София всегда умела радоваться мелочам, была ласковой и послушной. А Кэрол не смогла ни подарить ей нормальной, спокойной, счастливой и любящей семьи, ни сберечь ее, ни даже быть с ней рядом в последние минуты ее жизни.
Приподнявшись на локтях и встав на колени, женщина поколебалась, глядя на куклу, лежащую прямо на могиле. Скорее всего, ветер отнесет игрушку в лес уже на следующий день. Закрыв глаза, Кэрол, глотая слезы, стала горячо молиться о душе своей дочери, прося прощения за то, что у нее самой не хватило сил уберечь ее и не хватает сил сейчас жить без нее. Завершив молитву и подхватив игрушку, она решительно встала и, не заметив наблюдающую за ней издалека фигуру, медленно побрела к лагерю.
Обойдя фургон, Кэрол прошла мимо всех палаток и знакомой уже тропинкой направилась к берегу водоема, туда, где еще вчера росли кусты розы чероки. Придерживаясь за торчащие из земли ветки, она осторожно спустилась с небольшой насыпи, и резко шагнула вперед, проваливаясь в ледяную воду сразу по пояс. Вздрогнув и напряженно сглотнув, женщина зачем-то сунула куклу за шиворот, извлекая оттуда свой крестик и сжимая его дрожащими пальцами. Оглянувшись на виднеющийся вдали огонь их костра, она слегка улыбнулась, подумав почему-то о том, сколько раз случится несварение желудка у всей группы, пока Андреа не научится готовить. Зажмурившись, Кэрол медленно побрела вперед, с трудом преодолевая ставшую вдруг очень густой воду, которая обволакивала ее тело и, казалось, сопротивлялась ее продвижению вперед. Шаг за шагом, секунда за секундой, неминуемо приближалось так долго ожидаемое ледяное, но такое нежное, прикосновение смертельной жидкости к губам.
-Кэрол! Не дури!
Вслед за громким криком раздался резкий плеск воды. И вот уже вздрагивающая от рыданий женщина утыкается лицом в крепкое мужское плечо, а сильные руки прижимают ее к себе, гладя по волосам и мокрой спине.
-Тихо-тихо, уже все… Все хорошо…
***
Ночь была почти бессонной. Ворочаясь в палатке, выходя к костру, прогуливаясь по пустынной территории, Дэрил то и дело прокручивал в мыслях первый день пропажи девчонки, пытаясь понять, где же он ошибся, где свернул не там, как не смог догнать ребенка. Несмотря на понимание, что вины его здесь не было, спокойствия это не добавляло. Да, виноват Рик! Бросил малолетку в лесу одну, и потерял за несколько минут. Да, виновата Кэрол! Какого хрена она не уследила за дочкой! Как отпустила туда одну? Почему не вдолбила той в голову, чтобы никогда не высовывалась и не убегала? Идиотка! Только сопли разводить и умеет. Да вокруг нее все мрут, словно мухи, от ее безответственности и беспомощности!
А эти гребаные фермеры? Они неделю скрывали ото всех, что девочка превратилась в ходячего и надежно заперта в их сарае. Нелюди они, что ли?! Как можно было видеть переживания группы, ругань Шейна, муки совести Рика, его собственную ежедневную беготню по лесу и бесконечные слезы Кэрол, и ни словом не обмолвиться, что им известна судьба ребенка? Ничего святого для них нет, видимо. Зато уродов своих холили и лелеяли, курами подкармливали, лучше бы ему птиц выдали, ей-богу…
Почти на рассвете, снова забравшись в палатку, Дэрил устало опустился на матрас и закрыл глаза.
Нужно хоть немного отдохнуть, утром, небось, опять прибегут упрашивать его очередных придурков искать. Делать ему больше нечего! Хоть эта вряд ли уже сунется. После того-то как он ее чуть не ударил. Охотник сам не понимал, что на него нашло в тот момент. Эта женщина иногда сама вызывала желание прикрикнуть на нее или даже стукнуть. Не для того, чтобы сделать больно, нет. А чтобы пробудить ее к жизни. Чтобы она очнулась, наконец, убрала с лица это свое вечное выражение покорности и неуверенности, чтобы сама повысила голос, чтобы хоть как-то реагировала. Но она лишь стояла и молча слушала все его упреки. Даже когда он говорил, что она сама виновата в смерти ее дочери, она ни слова в оправдание не сказала. Только просила говорить его дальше. Да какого хрена? Может ей удовольствие доставляет ощущать себя униженной? Может, ей пара тумаков, разбитая губа и фингал под глазом – самый лучший подарок? Извращенка долбанная! Не зря жила со своим Эдом, ну и поделом ей!
Даже хоронить свою дочку не пришла! На похороны мужа приходила, стояла там, дрожала, смотрела, после того как башку ему собственноручно размозжила. А тут девочку ее закапывали, а она сидела в фургоне, как принцесса. Не пришла проститься. И потом не подходила. За ним бегала, бред какой-то несла, про то, чтобы он не отдалялся, а к Софии на могилу не явилась. И кто она такая после этого?
Ощутив, что он таким способом только накрутит себя еще больше, мужчина сделал несколько вдохов и закрыл глаза, погружаясь в короткий тревожный сон. Три часа отдыха ему не сильно помогли, потому настроение у охотника было соответствующее. Тыкая палкой в костер, он раздраженно думал о том, что после вчерашнего Кэрол вполне может объявить ему молчаливый бойкот и за едой придется идти самому. Да пошла она! Он лучше белку пристрелит в лесу, ему не привыкать. Но нет, вдали показалась фигура женщины, которая сегодня казалась особенно заспанной и бледной. На мгновение ощутив укол вины, Дэрил отвел глаза, молча принимая тарелку с кашей, полную гораздо больше обычного. Не мешкая, он тут же принялся за поздний завтрак, но замер, чувствуя, как его глаза невольно расширяются, а язык обжигает солью. Внимательно изучив содержимое тарелки, Диксон убедился, что там все же каша, а не насыщенный солевой раствор, как он ожидал, и подивился женской изобретательности. Ну правильно, как еще может выразить свою обиду затюканная домохозяйка? Только совершенно несъедобной пищей, поданной с наивным выражением лица.