Местные жители торопливостью не отличались. В поход мы вышли ближе к обеду. Скрипучие старые ворота распахнулись, и мы (под бравурное звучание моего живота) выдвинулись к близлежащей пустоши, за которой начинался густой сосновый бор. Широкий тракт лежал под нашими ногами, безошибочно ведя нас к мрачным владениям графа Дракулы. Впереди шёл я, держа в одной руке метровый заостренный кол из осины, а в другой ржавый-прержавый молоток. Это значит, что б в случае чего не жалко было. А позади, огибая меня правильным полукругом, плелось окосевшее от жары воинство. Парило как в пекле, предвещая скорый дождь. И правда, не успели стены города скрыться за вершинами сосен, как на горизонте показалась большая черная туча, то и дело перечеркиваемая ослепительно белыми молниями. Докатывающиеся до нас раскаты грома, подобно беспрестанно повторяющимся ударам гонга, заставили моих спутников нервничать и озираться по сторонам в поисках хоть какого-нибудь укрытия. Как на грех вокруг расстилался светлый сосновый лес с длинными и прямыми, как мачта, соснами.
-Чё деется, чё деется! - идущий от меня слева краснорожий мужик в куцем армяке остановился, тыкая пальцем в сторону надвигающейся тучи. - Мефодий, мож, брат, завернем до города, а? Пока яще не далече?
Тот, кого завали Мефодий, огромного роста рыжий детина, как и все стражники с круглой, откормленной рожей и выступающим животом, по-видимому бывший здесь за старшего, покосился на говорившего и, ни к кому конкретно не обращаясь, мрачно обронил:
-Кто желат на кол, милости просим! Мне держать вас тут без надобности, чай и вдвоем дело справим, - он протянул свою лапищу и по-приятельски похлопал по моему плечу. Удар гулко отозвался по лесу, силушки этому дитяти было не занимать, но и мы не лыком шиты, удар держать можем. Видя, что его хлопок не возымел нужного эффекта, Мефодий стал приноравливаться, чтобы приложиться покрепче, но я пристально посмотрел в его сторону и вполне красноречиво покачал головой:
-Даже не думай.
Дитятко шарахнулся от меня как от прокаженного, видно, вчерашнее побоище не осталось незамеченным. Как всегда слава бежит впереди героев.
Под дружное молчание приунывшего воинства и аккомпанемент грома наша "сводная группа" пересекла тянущийся с запада на восток сосновый бор и вошла под полог смешанного леса, состоявшего преимущественно из старых, почти отживших свой век ветел, ив и только-только начинающих свой путь ольхушек. Едва мы перешли незримую линию, разделявшую эти два столь непохожих лесных массива, как наверху грянул разрывающий барабанные перепонки гром и небеса разверзлись: на землю потоками гигантского водопада хлынул ливень. Смывая листву, сбивая с ног, размывая почву, потоки воды хлынули на наши головы. Мне показалось, что начался библейский потоп. Преодолевая достигающие моих коленей мутные воды, я добрался до ближайшей разлапистой ветлы и укрылся среди её огромных переплетающихся наподобие грота корней. Странно, но одежда, подаренная бабкой Матреной, хоть и блестела от попавшей на неё воды, но была изнутри совершенно сухая. Подивившись такому факту, я присел на торчавший из земли корень и спокойно стал дожидаться конца стихийного бедствия. Но дождь лил не переставая. Мои конвоиры, испуганные, жалкие, мокрые словно курицы, метались из стороны в сторону в поисках укрытия, и слава богу, за плотной завесой летящих друг за другом капель не замечая меня и моего убежища. Когда же молнии, под оглушающий грохот грома рассекающие гигантскими сполохами небосвод, стали стихать, и гроза неспешно покатилась на восток, унося с собой последние капли дождя, солнце уже село, и в полузатопленном лесу царил мрак ночи. Ноющая, дрожащая, напуганная стража, пытаясь хоть как-то согреться, сбилась в кучу. Я, немного позлорадствовав над их жалкими потугами, неторопливо выстелил остатками прошлогодней листвы небольшую площадку и, завалившись спать, мысленно поблагодарил мою добрую Тихоновну за подаренную одёжку. Спал я спокойно и без сновидений.
День входил в свои права с медлительностью черепахи. Сгустки облаков, устилающие еще по ночному черное небо, забагровев на востоке, в зените сделались темно-лиловыми и от того еще более тяжелыми, странно похожими на литую броню, сковавшую небосвод. Морось, всю ночь опускавшаяся с беззвездного неба и мелкой холодной водяной пылью оседавшая на лицах и руках стражников, медленно истаяла, превратившись в густой, промозглый туман, окутавший высившиеся вокруг сопки и заполнивший кусками расплавленной "ваты" раскинувшиеся на западе низины. Всю ночь не сомкнувшие глаз "вои", словно сонные мухи, расползлись по поляне в поисках солнечного света и боле менее сухого места ,где можно было бы перекусить. Но увы, увы ,съестные припасы, намытые немилосердным дождём, превратились в раскисший студень. Теперь мои стражи останутся голодными. Так им и надо, о пропитании "бедного странника" никто и не подумал. Хорошо, денег не отняли и мне еще загодя удалось перекупить у рыжего Мефодия каравай хлеба, бутыль кваса и приличный кус густо посыпанного специями сала. Так что пока моя "группа" разогревалась, я неспешно завтракал, уплетая за обе щеки сало с хлебом и запивая всё это мятным, слегка забродившим квасом. Разогревалась братва долго. Вышли в путь, когда солнце поднялось высоко над лесом, а туманная мгла окончательно рассеялась.
Дорога, петляя из стороны в сторону, вела между пологих холмов, перемежающихся небольшими болотцами, где среди трясин, покрытых какими-то желтыми цветочками и вод, сплошь заросших колючим водорезником, нет-нет да и виднелись небольшие бочаги открытой воды, в которой с шумом плескались то ли мелкие водяные животные, то ли большие рыбины. Постепенно местность, до сей поры болотистая и равнинная, стала переходить в пологие предгорья. Небольшие хребты, словно путь летящей ввысь стрелы, вырастая до лысых гор, вели на юг.
Чем выше мы поднимаемся, тем становится холоднее и холоднее. Да уж, юг так юг. Приветливые южные горы, солнце, воздух и вода, что-что, а воды здесь действительно хватает, и из всех щелей так и брызжет, то с неба, то из-под земли. Под каждым хребтом ручей, под каждой сопкой ручеёк и тьма тьмущая родничков и родничёчков. В хорошую жару они наверняка пересыхают, но где эта жара? Не вижу и не слышу. В тени деревьев ни лучика света, все закрывает сплошной завес листвы. Лес тёмный, неприветливый и чем-то неуловимо похожий на Чеченский. Только деревья еще более колючие, кора темнее, а ветви гуще. Холодно. Очень холодно, короче, холодрыга ещё та.
Наконец-то лес кончился, выбираемся на лысую середину хребта. Под лучами всё еще вынужденного пробиваться сквозь завесу белых облачков солнышка становится значительно теплее, и мои спутники, вытирая обильно струящийся по лицу пот, с ностальгией вспоминают лесную "прохладу". Почва под ногами становится всё более каменистой, и вскоре на нашем пути завиднелись настоящие скальные гряды. Умаявшиеся от непривычно долгой ходьбы мужики, завидев среди камней и валунов большую щель с благодатной тенью, вознамерились "воздохнуть". Я же, привычный лазить по горам и сопкам с сорокакилограммовым рюкзаком, сунув в суму молот и оставив в руках только деревянный дрын, пошел немного прогуляться по окрестностям. Задерживать меня или хотя бы сопровождать в дальней дороге никто не стал. То ли поостереглись, то ли, справедливо предположив что "куда он с подводной лодки денется" оставили всё в руках божьих. Двигался я не спеша, размеренно, сберегая силы и внимательно поглядывая по сторонам. Дорога ,убегая в даль, и теряясь между больших валунов и хаотичного нагромождения более мелких камней, постепенно уходила вниз к подножию хребта, образованному огромным скальным монолитом, упиравшимся в черное отверстие каменного ущелья. Вот там у самого горизонта и виднелся островерхий шпиль высящейся над местностью башни, стоявшей на подступах к приземистому средневековому замку. Вот теперь я стал маскироваться по-настоящему.
На то ,чтобы преодолеть разделяющие нас мили, у меня ушло три часа, но оно того стоило. Предмет моего поиска высился передо мной во всей своей красе. Я вполз на вершину скального образования и, улёгшись среди каменных глыб, стал вести наблюдение.