— Не рвался, но попал.
— А это что у тебя? — хозяин вдруг заинтересовался висящим на груди револьвером.
— По цене договорились? — вместо ответа задал я вопрос.
Степаныч вздохнул горько, на манер «давайте, грабьте», затем полез куда‑то под прилавок, как оказалось — за деньгами. Затем на прилавке оказалась груда мелочи, при ближайшем рассмотрении оказавшейся золотой. Монеты были разные, разной степени потрепанности, среди них и серебряный рубль оказался, но Платон быстро их пересчитал и ссыпал мне в ладонь, уверив:
— Все правильно, Степаныч как всегда без обмана.
— Так что за ствол у тебя, любезный? — повторил вопрос Степаныч. — Дорогой?
— Ствол дорогой… более или менее, — я вытащил длинный револьвер из кобуры. — «Ругер Супер Рэдхоук» под «четыре — пятьдесят четыре кэсалл», — я откинул барабан и высыпав патроны на ладонь, протянул оружие хозяину.
— У тебя там никакой магии? — чуть опасливо спросил тот, избегая брать в руки.
— Магии? — в первый момент не понял я.
— Да довелось тут всякое видеть, — пояснил Степаныч. — Мужику одному из Форта чародей ружье усовершенствовал типа. Кто чужой берет — его током шарашит. Шутник, вроде. У нас, правда, дошутился — ружье отобрали все же и сломали к черту, а самого к лекарю с сотрясением мозга отнесли.
— Вот как…, — задумчиво кивнул я, связав в цепочку оружие и чародея Саню. — Нет, пока без всякой магии.
Я отдал ему ствол и один из патронов, сказав только чтобы поосторожней был. Как‑то не показался мне Степаныч уверенным пользователем.
Пока Степаныч крутил в руках большой и тяжелый револьвер, слушая пояснения Платона, не сильно‑то и разбиравшегося в предмете, я начал перебирать висевшие рядком тулупы, какими «магазин» тоже торговал. Обычные такие тулупы, только крашены в разный цвет. Есть простые белые, вроде военных, есть черные, а есть и настоящие дубленки, причем они подороже.
— Волк? — спросил я, снимая с вешалки на удивление добротную короткую серую шубу.
— Волк! — кивнул Степаныч. — Тепло — страсть. И сносу нет.
— Это я знаю.
Была у меня подобная когда‑то. И в снег и в мороз куда угодно в ней, только собаки не любили. Но так и я их не люблю, так что плевать.
— Почем?
На ценнике фломастером «25» написано.
— Четвертной, золотом, — сказал Степаныч. — А на кого патрон такой зверский?
— На медведя. Я серьезно, — добавил я, перехватив его ухмылку. — На Аляске первая самооборона от гризли. Рыбаки те же ружья или винтовки носить не любят, мешают, поэтому такие револьверы и таскают. Я сам и таскал.
— Ну да, — нахмурился Степаныч, — вообще здоровый патрон, ага.
— Так я шубу беру?
— Бери, бери, — закивал он. — А еще такой револьвер есть?
— Нет больше, — соврал я. — Этот на мне был, один такой.
Не надо торопиться. Деньги есть — пока осмотрюсь. А так у меня пятьдесят разных стволов в пикапе, не считая всего прочего.
В общем, вышел я из магазина в волчьей шубе и с сумкой, в которой лежала моя куртка. Хотел и валенки взять, но передумал, ботинки у меня на любой мороз годятся, тоже торопиться смысла нет. Да и машину вести в валенках не очень. А вот Платон, к слову, в подшитых валенках уже топал, и в таких же почти все встречные прохожие были. Простая жизнь.
Дмитрий нас уже ждал. На столе перед ним стояли три миски супа, одна уже почти пустая, и кувшин с чем‑то. На деревянном подносике нарезанный хлеб горкой.
Столовая, или как там это правильно называть, занимала половину первого этажа гостиницы. Сейчас зал был пуст, разве что за столиком у самого окна раздачи сидел какой‑то вояка в камуфляже, автомат стоял рядом у стены, рядом с брошенной на пол разгрузкой. В зале пахло жарящимся мясом, отчего мой голод озверело кинулся в атаку.
— Опаньки, — сказал Платон, потирая руки. — что за супец?
— Картофельный, — ответил Дмитрий. — Но нормальный. По песярику? Я заказывать не стал, но… Гаишников тут нет ведь?
— От песярика беды точно не будет, — уверенно заявил Платон, усаживаясь за стол.
Молодой парень в белом переднике подошел к нам, поздоровался и тут же ушел, вскоре вернувшись с маленьким графинчиком.
— Триста, — сказал он, поставив графинчик на стол вместе с тремя рюмками. — Только у нас самогон, пятьдесят градусов, так что учитывайте.
— Учтем, — уверенно сказал Платон, взявшись за разлив. — Мы по чуточке, мужики, ага? Чтобы на три разлива хватило и не косеть.
Самогон оказался крепким, едучим, но вполне чистым, даже запаха почти что никакого. Под супчик первая рюмка провалилась легко и даром что в ней на дне было, но в голову слегка стукнула.
— Коль, Мить — за новую жизнь, — произнес Платон. — У Мити тоже причина вроде твоей, только во времени растянутая, — наш проводник повернулся ко мне. — Рак у него, в терминальной.
Я посмотрел на того вопросительно и Дмитрий кивнул.
— Там все, а здесь залечим. В Форт приедем и через пару дней в норме будет.
— Надеюсь, — усмехнулся Дмитрий.
— Ты Николая убил же, наповал, считай, — даже чуть возмутился Платон. — Не далее как вчера. А теперь с ним водку пьешь. Ну и к чему сомнения?
Та первая поездка до Форта запомнилась мне навсегда, хотя с нами абсолютно ничего не случилось. Сначала мы подъехали к КПП на въезде в село, за которым, за бетонными блоками, стоял старенький БТР-60, уставив пулеметный ствол на дорогу перед собой. БТР может и старенький, но аргумент у него серьезный, внушает уважение. Там вояки быстро записали наши данные в какой‑то журнал, страсть как поразившись моему водительскому удостоверению, выданному штатом Аляска, да и выпустили нас на дорогу, пока еще едва освещаемую поднимавшимся солнцем.
Мы ехали по засыпанному укатанным снегом старому шоссе, встав своими двумя пикапами за «уралом», в котором вместе с мешками и ящиками сидело несколько разнообразно вооруженных людей. Сама дорога шла то по лесу, то среди полей с перелесками, машины шли небыстро, километров пятьдесят в час, не больше, да больше и не хотелось, трясти начнет. Из кузова грузовика на нас поглядывали с явной завистью — в кабинах тепло, а за бортом было заметно за двадцать, при этом, со слов Платона, это еще только начало зимы.
В селе со странным названием Волчий Лог к нам присоединился вполне новый с виду «пазик», высоко сидящий над дорогой, вполне всерьез набитый пассажирами. На нем даже табличка висела «Форт — Старая Мельница — Волчий лог». Цивилизация.
— Счастливый ты человек что со своим транспортом, — между тем разглагольствовал Платон. — Это и для бизнеса хорошо, и уважение и все такое. Раньше тут сплошь на конской тяге все было, несколько лет назад еще.
— А чего так?
— Бензина не было. В городе были хранилища, но город хрен с кем делился. А тут как нефть в Лудино нашли, сразу проще стало. Проводники сразу транспорт потащили, а в Городе военные склады длительного хранения были, вот они их и расконсервировали.
— Ты машины, что от меня брал, сам продаешь?
— Не, — замотал он головой. — Вопросы возникнут. В Форте никто не знает что я кондуктор, так что шифруюсь, под посредника в закосе.
— А что не так?
— Долгая история, — поморщился он. — Есть тут одна… сила… что пытается это дело монополизировать, но я на дядю не работаю.
— Типа фрилансер?
— Именно. В Лудино начальник ментовки знает да и достаточно. Он в доле чуток, прикрывает. А из‑за рейнджеров там лишние не шляются, поэтому можно дела вести.
— Рейнджеров? — не понял я.
— Прилипла хохма чья‑то, — махнул он рукой. — В Городе их патрульными частями назвали, но Патруль и в Форте есть, так что название не прижилось, одно с другим путали. А кто‑то смеху ради рейнджерами назвал — и прилипло не оторвешь.
Ну да, так обычно и бывает.
Запомнился же мне путь до Форта практически нереальной странность происходящего, объяснениями, которыми сыпал всю дорогу Платон, не прерываясь даже тогда, когда жевал бутерброд с копченой колбасой. Участок странно комковатого снега обозначенного полосатыми вешками он назвал «гнездом снежных червей».
— На таком месте даже машиной лучше не ехать, колесо провалиться может, — объяснял он. — А так ногу отхватят в лучшем случае, они еще и ядовитые. Их в этих краях почему‑то всегда много, вечная проблема.