Поэтому я, заранее чувствуя грядущие неприятности, тяжело вздохнул и попросил:
— Будьте так добры, жетон…
Молодой человек хмыкнул и развернул служебную бляху обратной стороной.
«Синицын Юрий Романович, дознаватель»
— Что ж, Юрий Романович, — улыбнулся я, — чем обязан?
— Хмелев Вячеслав Владимирович?
Я кивнул.
— Жалуются на вас, Вячеслав Владимирович! — объявил тогда дознаватель.
— Да неужели? Странно. У меня тихое заведение, никаких драк, никакого шума. Все клиенты довольны. Да и соседней особо нет, чтобы жаловаться.
Синицын выложил на стойку кожаную папку, сверху поставил каракулевую формовку.
— Жалуются не на бар, жалуются на вас лично, — поправился он и потёр покрасневшие щёки. — Ну и холод на улице, знаете ли!
Я ничего не ответил, ожидая продолжения. Дознаватель Синицын вызывал глухую неприязнь, и дело было вовсе не в его служебном положении. Он не нравился мне сам по себе. Почему — не знаю. Это раздражало и мешало сосредоточиться.
Дружинник понял, что словоохотливого собеседника в моём лице он не обретёт, вздохнул и выложил на стойку целлофановый пакетик с семью разноцветными пилюлями.
— Вам знакомы эти таблетки? — с некоторой даже ленцой поинтересовался он.
Я сглотнул слюну и через силу улыбнулся.
— Первый раз вижу, — ответил после едва заметной запинки.
— В самом деле? — протянул Синицын и начал доставать из папки заполненные печатным текстом листы: — Протокол задержания некоего Мартыненко Марата Захаровича. Акт изъятия неустановленных таблеток. Экспертное заключение о наличии в составе вышеуказанных таблеток веществ, включённых в список наркотических и запрещённых к обороту. Показания всё того же Мартыненко о приобретении данных таблеток у Хмелева Вячеслава Владимировича, то есть вас.
— Первый раз слышу о таком гражданине, — развёл я руками.
— Вы его не знаете?
— Ко мне кто только не заходит, разве всех упомнишь?
— Не упомнишь, — согласился со мной Синицын, — но криминалистика — наука точная. С изъятого у гражданина Мартыненко спичечного коробка, в котором хранились наркотические препараты, были сняты чёткие отпечатки. Как думаете, совпадут они с вашими?
— С какой стати? — хмыкнул я и развернул к себе бланки протоколов, не став при этом касаться их подушечками пальцев.
Дознаватель не соврал; у задержанного за пьяный дебош Мартыненко М. З. и в самом деле был изъят коробок с таблетками, который впоследствии был направлен на экспертизу, а химики Гимназии подтверждали наличие в таблетках веществ, включённых в список запрещённых. Немного смущало, что семь пилюль никак не тянули на крупную партию наркотиков и повод для шантажа, но Синицын запросто мог не раскрывать всех карт, придерживая в рукаве козырного туза.
За торговлю наркотиками в особо крупных размерах наказание было одно — петля. Говорят, лет восемь назад в пору повального увлечения алхимическими галлюциногенами их распространителей вешали неподалёку отсюда, напротив здания бывшего техникума легкой промышленности. Теперь помост с виселицами стоял у городского крематория, но факт оставался фактом — вздёрнут. Мартыненко в своих показаниях изложил всё на редкость чётко, даже описание моей внешности привёл.
Вот сволочь! Обчистил меня и меня же в распространении наркотиков обвиняет!
— Ознакомились? — со снисходительной улыбкой уточнил дознаватель, забрал листы и убрал в папку. — Проедем сдать отпечатки пальцев или договоримся по–хорошему?
Я чего‑то подобного ожидал с самого начала, поэтому не стал разыгрывать оскорблённую невинность и просто спросил:
— По–хорошему — это как?
— По–хорошему — это без протокола.
— На каких условиях?
— Вячеслав Владимирович, вы же прекрасно понимаете, что без друзей в этой жизни не обойтись, — улыбнулся Синицын. — Насколько мне известно, до сих пор вы пренебрегали всеми предложениями о сотрудничестве и посмотрите, к чему это привело. Сбыт в особо крупных размерах — это смертная казнь.
Я достал из‑под прилавка бутыль с самогоном, выдернул пробку, наполнил рюмку. Руки тряслись, но скрывать этого даже не пытался. Выпил и поморщился:
— Тем более удивляет, что вы пришли один, а не в сопровождении десятка рядовых для демонстрации серьезности намерений.
— Деньги любят тишину, — неожиданно разумно ответил дознаватель, — а если я дам ход этому делу, то остановить расследование уже не смогу. Ни я, ни кто другой. Вы ведь разумный человек, Вячеслав Владимирович, вы должны понимать, что я делаю вам одолжение.
— На каких условиях? — повторил я свой вопрос.
— А во сколько вы оцениваете свою жизнь? — подался ко мне молодой человек.
— Жизнь — бесценна.
— Вот видите!
— Мою искреннюю признательность в деньгах так же не оценить.
— Ещё как оценить, — отрезал Синицын. — Мы прикроем вас, Вячеслав Владимирович, и будем прикрывать дальше, но взамен от вас потребуется ответное содействие.
— В плане?
— Четверть легальных доходов и половина нелегальных, — озвучил наконец свои условия дознаватель. — Во избежание разночтений всё оформим документально, и уже к вечеру дело будет закрыто.
Я покачал головой.
— Это несерьёзно.
— Несерьёзно ваше стремление отправиться на виселицу, — парировал Синицын. — Либо мы договоримся здесь и сейчас, либо через полчаса у вас всё перевернут вверх дном. И поверьте — документальных доказательств виновности в ходе обыска отыщется предостаточно.
Лично у меня в этом сомнений не было ни малейших, но соглашаться на людоедские условия дознавателя я не собирался. Передача четверть доходов от пивоварни в обмен на прекращение уголовного преследования и будущее покровительство ещё могла считаться неплохим выходом из сложившейся ситуации, но давать доступ посторонним к торговле лекарствами было равносильно отложенному смертному приговору. Рано или поздно от меня избавятся.
Я это прекрасно понимал и потому спокойно сказал:
— Я рискну.
Синицын сразу перестал улыбаться и постучал пальцами о стойку.
— Двадцать процентов от легальных доходов и треть от нелегальных, — выдвинул он встречное предложение.
— Нисколько, — отрезал я. — Меня оклеветали, и я это докажу в суде.
— Прекратите нести ерунду! — нахмурился Синицын. — Либо вы будете сотрудничать, либо отправитесь прямиком на виселицу!
Но я лишь покачал головой. Мои связи позволяли не только замять это дело и вернуть изъятые дружинниками препараты, но ещё и получить гарантии собственной безопасности, чего никак не мог обеспечить выскочка Синицын, даже возникни вдруг у него такое странное желание. Придётся просить о покровительстве у партнёров по бизнесу, и хоть это неминуемо обернётся потерей части доходом от пивоварни, иного выхода я не видел.
— Вы понимаете, что уже через час окажетесь в камере? — продолжил нагонять на меня жуть собеседник. — Вы понимаете, что будет дальше? Вас повесят!
— Очень сомневаюсь, — вновь улыбнулся я в ответ.
— Вы неадекватны!
— Вовсе нет.
Синицын покраснел как рак, резким движением застегнул молнию папки и многозначительно произнёс:
— Я давал вам шанс!
— Давали, Юрий Романович, — подтвердил я.
Дознаватель ожёг меня ненавидящим взглядом, схватил шапку и зашагал на выход. Уже у двери он резко развернулся и ткнул в меня указательным пальцем с массивной золотой печаткой:
— Вы пожалеете!
И неожиданно этот жест отозвался в памяти смазанным воспоминанием, неприятным и даже болезненным. Тёмный подвал, свет фонаря, резкое движение рукой одного из грабителей…
Третьим налётчиком был Синицын! Я вдруг понял это со всей отчётливостью.
Я его узнал, и сразу стали понятны странности с передачей на экспертизу якобы изъятых при задержании у Мартыненко таблеток: на анализ дознаватель отправил лишь семь пилюль из коробка, а остальные лекарства придержал для последующей продажи! Не было никакого случайного задержания, грабители просто решили выкрутить мне руки!
Враз перехватило дыхание, перед глазами замелькали серые точки, растеклась по рукам неприятная ломота.