– Погодь, погодь! – остановил оратора Махно. – Ты такие слова в народ, як бомбы, не кидай. Гегемон – это шо? Я так понимаю, это вроде як верховная власть. Так? Ты уж заодно всем нам и скажи, хто у пролетариата ходит в гегемонах? Ну, хто творит диктатуру? Хто командуе?
Головы поворачивались от Махно к Глыбе, от Глыбы – к Махно.
– Выдающиеся люди, пролетарски вожди…
– Ленин, Троцкий, Антонов-Овсеенко… – подсказал Нестор.
– Ну, не только! – простодушно ощерился Глыба. – И ще много другых.
– Возьми, к примеру, Ленина. Из дворянской семьи, из панов. Троцкий опять же наш, херсонский – сын богатого землевладельца и арендатора. Антонов, который Овсеенко, – полковничий сынок и сам офицер. Тоже с Украины… Як же они в пролетариях оказались?
Глыба начал сердиться:
– Происхождение тут ни при чем, товарищ Махно! Маркс и Энгельс тоже не из рабочих. Но они духом пролетарским пропитались! Ясное дело!
– Шо это за дух такой? – продолжал «диспут» Махно. – К примеру, если в коровнике поработаешь – навозным духом пропитаешься. Это понятно. А если в степу на ветерку постоять – ниякого особого духу… Есть ще святый дух. Так про него надо в церкви толковать!
– А ваши анархические вожди, они хто? – наступал Глыба. – Бакунина взять. Сын крупного помещика. Кропоткин – князь, богач…
– Так они ж себя в гегемоны не определяют! Диктатуру не строят! Они говорят: мы все равны! Власть не берут!.. А ваши большевики, они как говорят? Мы – власть! Слухайте нас!
– И правильно, – уже побагровел Глыба. – Потому як есть положение: пролетариат осуществляе руководство. А во главе – вожди. И это, безусловно, правильное положение!
– Безусловно правильное положение у тебя, товарищ, когда ты орлом в нужнике сидишь, – сказал Махно под хохот односельчан. – Крестьянское положение мы и сами хорошо понимаем, как есть сами от дедов-прадедов крестьяне. И потому, если хочешь быть с нами, то вникай в наши дела, поддерживай. И заместо диктатуры лучше давай нам мануфактуру…
– Издеваетесь, товарищ Махно! – закричал Глыба. – А там, в Петрограде, люди голодают! И вам это самовольство даром не пройдет!
– Только каторгой меня не пугай! – ответил Махно. – На пролетариат мы не в обиде… и в знак дружбы, хлопцы… – Нестор огляделся вокруг, – …в знак дружбы соберем голодающему питерскому пролетариату два вагона пшеницы – от анархистов Гуляйполя!
– А шо ж, и отправим! – раздались голоса. – Поедем по хуторам…
– Я мешок насобираю!
– И я… два пуда!
– Хай и большевыки тоже шо-небудь наскребуть… По силе возможности…
– Так как, товарищ Глыба, повезешь гуляйпольскую пшеницу голодающему Петрограду? – спросил Махно.
Большевику деваться было некуда. Проиграл по всем статьям.
– Дело хорошее… – пробасил он. – Нияких возражениев!
И через два дня они уже вместе таскали мешки с пшеницей в товарный вагон.
Махно, хоть по сравнению с большевиком и выглядел тщедушным, старался ни в чем от Глыбы не отставать. Двое мужиков вываливали с телеги на его спину тяжеленный зерновой лантух, и он, покряхтывая и слегка пошатываясь под его тяжестью, нес.
– Отдохнули б вы, Нестор Иванович! Есть же кому таскать… он яки бугаи здоровые, чего им!..
Но Махно не отвечал. Да и поговоришь ли под такой тяжестью?
Сноровисто и ловко он подтаскивал мешок к открытому зеву вагона, где руки гуляйпольцев подхватывали груз. И так, без остановки, ходка за ходкой. Лишь иногда он косил глазом на плавно двигающегося с мешком на спине Глыбу. Прикидывал: как соперник, не выдохся ли?
Наступил наконец перекур. Глыба свернул огромную самокрутку.
– Двужильный ты, не пойму? – посмотрел он на Нестора. – И каторга тебя, похоже, не сумела срасходовать.
– А я вроде сыромятной кожи, – усмехнулся Махно. – Если ее долго бить, мять да мочить – только крепче становится.
Они стояли, прислонившись к рештовке пустых саней.
– Упрямый вы народ – анархисты, – сказал Глыба. – Ты погляди, шо вокруг тебя деется. С западу немцы нависли, с юга колонисты сбиваются в отряды. В центре эта самая Центральная рада войска налаживае. А под самым твоим носом калединское офицерье на Дон пробивается. Каледин в Ростове, похоже, поход на Москву задумав, свое войско созывае…
– Где тот Каледин! Где тот Дон! – отмахнулся Нестор.