– Вот в Ревкоме и разберемся, круто чи не круто! – сказала «папаха». – Согласно указаниям правительства Донской Советской Республики, такие анархические действия настраивають казаков супроть новой власти. Наступае критический момент, деникинские добровольцы пруть, а вы тут подрываете…
– «Реквизиция», «грабеж»! – криком прервал «папаху» Левка. – А ты моих людей накормыв? А мы, замежду прочим, не барышень катаем, а йдем на защиту Царицына! Так шо ты дурня не валяй, а поскорей открывай семафор!
– Бронепоезд ваш задерживаю! – строго ответила «папаха». – А вы все там – сдайте оружие и следуйте за мной!
– Строем чи як? – весело спросил Левка и бросил в темноту броневагона: – Связь! – Взяв у Коцюбы телефонную трубку, Левка подмигнул морячку: – Приготовиться к отражению атаки!..
Повсюду позахлопывались дверцы вагонов и башенок. Орудия начали вращаться, поводя своими хоботами и словно отыскивая цель. Анархисты, сидевшие на крыше бронепоезда, отцепили от своих перекрещенных ремней бомбы, залязгали затворами винтовок…
– Шо б вам тут для начала размолотыть? – оглядывая в бинокль окрестности, задумчиво спросил Левка. – Може, вам водокачки не жалко? Чи того… вокзала?..
И случилось то, на что и рассчитывал Левка: командир красногвардейцев сделал подчиненным знак рукой. И те стали отходить от бронепоезда, волоча за дуги «Максимы» и изредка оглядываясь.
…С характерным звуком поднялась «рука» семафора.
«Анархист Коц», ухнув паром, начал тяжелое движение.
Бомбисты посмеивались. Неодолимой была их вера в свою силу и революционный порыв. Случившееся они восприняли как мелкое и веселое приключение.
Бронепоезд, медленно набирая скорость, обдал паром стоящих на насыпи красногвардейцев….
До Царицына было вроде уже и недалеко, но кто взялся бы предсказать, сколько времени займет дорога! Сутки? Может, трое? А то и неделю или даже больше. Революционные порядки!
Глава восьмая
Царицын кишел революционным народом. Красная твердыня. У входа в обшарпанный особняк висел кусок фанеры с надписью: «Федерация анархистов Черноморья, Азовщины и Поволжья». Между особняком и скособоченным домишкой покачивался на легком ветерке лозунг-растяжка: «Превратим Царицын в центр мировой анархии». Белые буквы расплылись от дождей, черное полотнище было в пятнах. Но это не смущало тех, кто решил «превратить». Благо весенние дожди уже дали дорогу раннему лету.
У входа в особняк толпились люди, одетые кто во что горазд и вооруженные чем попало. Встречи, объятия. И здесь, на улице, и там, в коридоре особняка, куда протискивался со своей компанией Левка Задов. К этой компании и примкнул Нестор.
– Дайте пройты, братцы! – звучал бас Задова в многолюдном коридоре.
– Левка, ты? – раздался чей-то удивленный возглас.
И уже Левка, как медведь, тискал такого же, как и сам, огромного грека-анархиста:
– Ганжа, дружище! А я слыхав, шо тебя вбылы, клянусь Одессой!
– То Ганоцкого вбылы. А для мене, Левочка, ще не отлили ту пулю.
Наконец Задов вспомнил о Махно, который с любопытством наблюдал за встречей двух друзей.
– А это знаешь хто? – Левка указал на Махно. – Не смотри, шо ростом не в нас с тобой. Это ж тот самый черт рогатый Нестор Махно! Ну, тот, шо раком поставыв все Приднепровье.
– Махно? Ну як же! Слыхав!.. – И Ганжа вдруг ударил себя ладонью по лбу: – Подожди, вчора слыхав! Чи позавчора. Ну да! Тут тебе какойсь родич шукает. Я його и сьодня видал!.. Ты от шо, дружаня! Иди так пряменько по калидору, свернеш налево, найдеш шесту комнату. Он там уже третьи суткы подушку давит. Если только не помер с голоду.
Нестор протискивался сквозь гомонящую толпу. Толкнул дверь шестой комнаты. И увидел дремлющего, несмотря на окружающий шум и суету, человека. Лица не было видно, он уткнул голову в колени и обхватил ее руками.
Махно присмотрелся. Затем тронул спящего за рукав. Тот мгновенно проснулся, вскочил, бессмысленно тараща глаза.
– Гриня?.. Григорий? – удивился Махно. – Ты як здесь? Чего?
– Тебе шукав. Больше месяца… В Ростови з тобой розминувся. Потом в Калитве тебе люды видали и ще в Калачи. Я так и решыв, шо тебя в Царыцыни надо шукать. Тут все штабы.
– Ну, ладно! Ще наговоритесь, – пробасил вошедший следом за Нестором Левка. – Пошли крышу шукать! Бо тут народу, як селедки в боки. А ночевать же где-то надо.
Но Махно был озабочен грустным, даже скорбным видом брата, который как будто силился что-то сказать, но не решался. Григорий осунулся, потемнел лицом, зарос щетиной.
– Шо-то случилось, Грыць? – спросил Нестор.
– Та… потом…
Нестор понял: произошло что-то серьезное, раз брат бросился на его поиски.