Вдруг, в разгар тяжелого сражения, канцлеру Жолкевскому доложили, что командир рейтар Денгоф убит, что его собственный сын Ян и приемный сын окружены турками и находятся в безвыходном положении.
- Пан Михайло! - обратился Жолкевский к Хмельницкому, который со своим отрядом прикрывал ставку гетмана. - Пусть благословит господь мужество и отвагу моего любимого слуги! Прошу вас со своими отважными казаками прорвать смертельное кольцо басурман и спасти моего сына... Ах, как преступно поздно гетман решился на признание бесспорной храбрости славных сынов Украины!.. - с невыразимой болью неожиданно произнес как-то сразу одряхлевший воин.
- Выполню, если поможет мне бог! - согласился Хмельницкий. - Но я умоляю, вашмость, оставьте здесь польного гетмана, а сами садитесь в карету и немедленно скачите под прикрытие пушек Шемберга и регимента пана Стефана Хмелевского!..
- Действуй, как я велел, пан Михайло! Спаси мне сына, а гетману Жолкевскому лучше умереть с оружием в руках, защищая честь страны и свое собственное имя, чем позорным бегством сохранить старую, утомленную кровавой сечью жизнь! Вперед, пан подстароста!..
Новый, еще более ожесточенный натиск турецко-татарских войск на разгромленные и деморализованные остатки вооруженных сил Речи Посполитой прервал последний разговор доверенного слуги со своим патроном...
11
Отряд Хмельницкого состоял из хорошо обученных военному делу чигиринских казаков, в прошлом изгнанных из других старости. Авторитет Хмельницкого, уважение к его семье укрепляли доверие к нему, сплачивали отважных казаков. Богдан сам повел первую сотню на прорыв окружения, помогая истекающим кровью воинам Яна Жолкевского вырваться из кольца. Вооруженные ружьями и пистолями казаки опередили Богдана, врезались в колеблющуюся, как морские волны, толпу пеших турецких отрядов. Искандер-паша поручил своей коннице окружить разгромленные войска Жолкевского и во что бы то ни стало захватить в плен самого гетмана.
Богдан со своей сотней с такой силой налетел на ошеломленных аскеров, что ему удалось прорвать их строй и пробиться к окруженным. Но ряды численно превосходящих турецких войск снова сомкнулись и еще более плотным кольцом окружили остатки сотен, возглавляемые молодым Жолкевским и беспорядочно отбивавшие ожесточенные атаки турок...
Своим появлением Богдан поднял дух окруженных врагом жолнеров, и они с еще большим упорством стали отбиваться от врага.
- Где пан Ян Жолкевский? - спросил Богдан одного из рейтар.
- Er ist da... [он там... (нем.)] - неопределенно махнул рукой немец.
Но стоявший рядом жолнер объяснил:
- Пан Ян ранен в ногу... Приемный сын пана гетмана, должно быть, рядом с ним.
- Вынести сына гетмана из боя, - велел Богдан, соскочив с коня к раненому, лежавшему прямо на земле. - Следуйте за мной!
Двое сильных жолнеров взяли молодого Жолкевского на руки. Богдан показал, в каком направлении его нести, и приготовился вскочить на коня. Но буджацкая конница неожиданно оттеснила его казаков, и Богдану пришлось пешему вступить в бой, прикрывая собой раненого сына гетмана. Жолнеры снова положили его на землю и взялись за оружие. А натиск татар был настолько сильным, что и передохнуть некогда было. Остатки войск Яна Жолкевского, хотя их и поддерживали отважные, чигиринские казаки, уже не в силах были защищаться. Богдан, сражаясь с конными турками, стоял над раненым сыном гетмана. И вдруг, поняв безвыходность положения, решительно крикнул по-турецки:
- Стойте! Этот раненый - сын гетмана Жолкевского!..
Но в это время на Богдана налетел всадник, сбил его с ног, а несколько буджацких татар, как саранча, набросились на него и, обезоружив, связали арканом. Все было кончено.
- Бардзо дзенькую пана! - обратился к нему раненый Ян Жолкевский, положенный победителями рядом со связанным Богданом.
- Я сын чигиринского подстаросты, Богдан Хмельницкий, прошу пана, ответил Богдан. Потом добавил: - Егомость пан Станислав очень беспокоился о судьбе сына, поэтому я ворвался в это пекло, чтобы спасти вас...
От неимоверного шума, казалось, задрожала земля. Громкое "алла, алла!" раздалось неподалеку, там, где толпились раненые, которых сгоняли в одно место. Затем аскеры расступились. Группа турецких и татарских военачальников подошла к лежавшему на земле Яну Жолкевскому.
- Где сын великого гетмана? - с трудом подбирая польские слова, спросил один из них.
Стальная кольчуга облегала могучую фигуру турка, на голове блестел шлем, стальные наколенники на нем поскрипывали при каждом движении. Богдан невольно подумал о богатствах, награбленных воинственной Турцией в Азии, Африке и Европе.
- Здесь лежит раненый сын Жолкевского. Прошу эфенди-рыцаря прислать к нему врача... - заговорил Богдан.
Турецкая речь и благородная осанка пленника, одетого в бордовый шелковый кунтуш, вызвали уважение турецкого бея.
- Передай сыну канцлера, что польские войска больше но существуют. Голову убитого Жолкевского уже понесли на пике великому паше Искандеру... - произнес бей.
- Такие вести, эфенди-бей, родным не говорят, - промолвил Богдан, отворачиваясь, чтобы враг не видел слез, навернувшихся ему на глаза.
В это время к бею подошел аскер и отрапортовал:
- Из военачальников гяуров пленены: раненый польский гетман Конецпольский...
- Отправить к Искандер-паше! - велел он. - Еще кто?
- Воевода Струсь, князья Корецкий, Потоцкий, Казановский и немец Ференбах. Остальных ищут среди раненых и пленных.
- А Хмельницкого нет среди пленных? - спросил встревоженный Богдан.
- Хмельницкий? Чигиринский подстароста?.. - отозвался один из турок. Среди пленных его нет.
- Значит, убит... - с горечью произнес Богдан, почувствовав, как вдруг под ним закачалась земля.
- Этого, что говорит на языке правоверных, оставить при мне! - велел бей в кольчуге, показывая рукой на Богдана.
А тот, собрав все силы, сказал:
- Прошу всесильного владыку оставить при себе раненого пленника, чтобы я мог ухаживать за ним...
Бей улыбнулся:
- Обоих Жолкевских также оставить в моем ясыре!..
Затянутое тучами солнце ушло за Прут. Накрапывал дождь, и над утихшим полем Цецорской битвы опускалась темная осенняя ночь.