Хмельницкий умолк, но и всесильные вельможи тоже сидели, сомкнув уста. В этот момент он вспомнил свой разговор с женой перед отъездом на этот "суд нечестивый", вспомнил и ее советы. Какая-то неизвестная дотоле отвага вселилась в него, теплом и трепетом наполняя его душу. "Разве такое место будешь занимать в православном государстве!..", "Одной матери..." От этих мыслей его бросило в жар, даже пот выступил на лбу. А в это время гетман тяжело поднялся с кресла, прошел мимо Хмельницкого, повернулся и снова стал где-то позади него. Молчание нарушил Стефан Хмелевский:
- Мне кажется, что пан Хмельницкий, поступил правильно, приехав за советом к пану старосте. Этого родственника уважаемой пани Ружинской, Самойла Лаща, я встречал как-то у пана Струся... Далеко пойдет молодой шляхтич...
- Но каким образом этот мальчишка попал в пограничные украинские земли, кто поручил ему осуществлять там политику Короны? - спросил Жолкевский, поворачивая к Даниловичу свою седую, аккуратно подстриженную голову.
- Этот шляхтич и впрямь слишком молод, но у него есть охранная королевская грамота, раздобытая для него уважаемой пани Ружинской якобы для охраны их имения и покоя. Из Корсуня мне сообщили, что он поехал в Черкассы, а оттуда в Млиево, где натворил много безобразий по молодости своей... Вот и все, что мне известно о нем, вашмость гетман...
- Отозвать! И немедленно, пан староста! В Млиеве насиловал почтенных женщин, в Чигирине, прошу панов, как басурман, вырвал из рук отца девицу и своими бесчинствами причинил вред Короне куда больше, чем Наливайко. И это на границе нашего королевства, где и без того неспокойно... Так и жди бунта посполитых; раз молодой шляхтич начал per ambitionem [с амбиции (лат.)], то на этом он не остановится, может слишком далеко зайти impune [безнаказанно (лат.)] в своих бесчинствах... Немедленно отозвать этого... беспутного шляхтича!
- Будет исполнено, вашмость пан воевода. Немедленно отправлю за ним отряд жолнеров... - решительно и покорно, как подобает старосте и зятю, ответил Данилович.
- Что же касается реляции корсунского подстаросты, прошу панов, - снова произнес Жолкевский, - думаю, что это ход конем, ход конем незадачливого шахматиста в надежде выиграть дело, semotis arbitris [уничтожив свидетелей (лат.)] незаконных действий, унижающих достоинство шляхтича. Посылай, пан староста, гонцов, да... и пора уже завтраком угостить гостей.
После такого решения грозного властелина на устах всех присутствующих, кроме разве Хмельницкого, появилась улыбка облегчения. Михайло сообразил, что его хозяева познакомились с сообщениями из Чигирина и, наверное, уже посоветовались, поэтому он был с ними искренен, но и... осторожен.
Данилович тоже поднялся и подошел к столу. На какое-то мгновение задумался, беря документ со стола. Потом снова положил его на стол и обратился к Хмельницкому:
- Егомость вельможный пан воевода и я, как староста в подвластном ему воеводстве, читали чигиринскую реляцию, слушали пана Хмельницкого и пришли к единому мнению: назначить пана Михайла Хмельницкого моим подстаростой в Чигиринском старостве, повелев ему учинить суровый суд, руководствуясь законами Речи Посполитой, разыскав преступников и казнив их. Найти тело покойника...
- Следует ли злить людей, пан староста? - произнес тихо Хмелевский.
- Мудрый совет, - согласился Жолкевский. - Покойник не принадлежал к потомственным шляхтичам. Такому лучше числиться в списках мучеников за Корону, нежели живым позорить ее. Наш новый чигиринский "подстароста возьмет с собой из Корсуня пана ксендза, служителей клира римской церкви и устроит торжественные поминки по покойнику... Не так ли, пан Хмельницкий? Ведь, наверное, в душе исповедуешь ту же веру, хотя и считаешься схизматиком? [схизматик - вероотступник]
- Понятно, вашмость вельможный пан воевода, каждый человек должен веровать... - ответил Хмельницкий, ошеломленный таким неожиданным решением высокопоставленных мужей. Растерянность или, может быть, желание не упустить эту свою победу на какое-то мгновение лишили его способности здраво рассуждать, достойно отвечать на вопросы и замечания шляхтичей. Он стоял, склонив голову, и единственно на что был способен - со всем соглашаться.