При этом Софья, заметно нервничая, встала с кресла, и шлафрок широко распахнулся... Хмельницкому показалось, что она поспешно запахнула полы его, выполняя лишь правила приличия. А нервничала Софья неспроста. Около двух лет и ее муж держал в замке в Олеске молодую невольницу турчанку, подаренную ему родным братом Николаем. Сколько усилий приложила пани Софья, помогая этой несчастной "убежать" с молдавскими купцами... Об этой турчанке кое-что знал и Хмельницкий.
- Стоит ли, уважаемая пани... Софушка, так нервничать из-за этого? отозвался он, тоже поднимаясь из-за стола.
Перед его глазами еще до сих пор стояла пани в легкой шелковой сорочке, видневшейся из-под распахнутого шлафрока. Полная грудь натягивала тонкую ткань, поднимаясь, как морские волны, - так учащенно дышала женщина.
Услыхав это ласковое, давно уже забытое имя, Софья обернулась к нему. У нее в глазах заблестели огоньки... на лице заиграла благодарная улыбка. Хмельницкий наклонил голову, смущенно пряча свой полный страсти взгляд, он готов был убежать отсюда как можно скорее...
- Софушка... Софушка!.. - почти шепотом произнесла хозяйка, приближаясь к Хмельницкому. Ее руки робко поднимались вверх, словно она умоляла еще раз повторить это ласковое обращение.
Однако подстароста в эту критическую минуту переборол себя.
- Уважаемая пани Софушка... Прошу отпустить вашего покорного слугу, который хранит в своей памяти образ светлой любви и... чистой женственности!
Софья прикрыла рукой глаза.
- У пана Михайла благородная душа... - промолвила она и отошла к окну.
6
Когда подстароста покинул покои Софьи, было уже далеко за полночь. Только в коридоре, словно очнувшись после угара, он пришел в себя. Перед его глазами все еще стояла стройная фигура молодой женщины. То ли раскаивалась она, что проявила свою женскую слабость... то ли обидело ее такое деликатное... слишком деликатное поведение подстаросты? Распрощался он с ней тоже как... подстароста, подчиненный мужа. А ведь он мог бы когда-нибудь стоять с ней под венцом и не прощаться сейчас у темного окна, в которое доносился шум Роси, навевающий тоску...
Выпитое вино согревало Хмельницкого, но не оно возбуждало ум, заставляло сильно биться его сердце. Еще недавно подстароста горел желанием как можно чувствительнее отомстить унизившему его чванливому шляхтичу. За ужином он даже с неожиданной завистью вспомнил храброго атамана Яцка. Но сейчас Хмельницкий отгонял от себя эти мысли. Сердечность пани Софьи как рукой сняла его злость. Теперь ему хотелось от души хохотать, смеяться над высокомерной шляхтой, с презрением относящейся к неровне, он гордился тем, что не уронил своего человеческого достоинства!..
Стефа, встретившая Хмельницкого внизу, у двери, не могла определить его настроение. Ни успокоенности, ни возмущения не заметила она на его лице. Девушка хотела было пожелать Хмельницкому доброй ночи, но воздержалась, боясь, как бы он не принял это за насмешку. Подстароста быстро шел по замковым коридорам. Он чувствовал себя свободно, независимо, не угнетаемый своими повседневными служебными делами и преклонением перед старшими.
Давно уже кончили ужинать его люди, и в зале был погашен свет. Только джура, борясь с дремотой, расхаживал перед дверьми комнаты, в которой должен был отдыхать подстароста.
- Хорошо ли следят за богуславским шляхом, пан джура? - спросил Хмельницкий, проходя в комнату.
- А то как же, пан подстароста. Пан Мусий недавно наведывался туда и ничего тревожного не заметил, - ответил джура.
Хмельницкий старался успокоиться, расхаживая по комнате и готовясь ко сну. Да разве тут уснешь, когда сомнения терзают душу! Но не ходить же ему до утра по комнате или, упаси боже, по подворью на глазах у джуры. Порой он то чувствовал какое-то облегчение на душе, то снова сомнение тревожило его... Набросить бы жене на плечи шлафрок, чтобы согрел ее шелковистый мех! Украсить бы ее шею ниткой жемчуга! Передать бы хозяйство в руки челяди... А нобилитации [возведения в дворянство (польск.)] до сих пор нет. О каком же шлафроке можно говорить... Господа сенаторы скорее все бумаги отдадут на съедение жукам-точильщикам, чем допустят тебя в свою среду. Ты ведь всего-навсего ничтожный хлоп. За тура - на кол...
Прислушался. В коридоре раздались быстрые шаги, послышались взволнованные голоса. Хмельницкий, уже прилегший было на кровать, приподнялся, крикнул:
- Эй, кто там: не пан ли Мусий?..
- Да, пан Михайло, новость за новостью! Пан региментар, егомость Хмелевский вместе со своими людьми неожиданно вернулся с охоты и, несмотря на поздний час, отправился в Богуслав.
- Что? Вернулся с охоты? Что-нибудь говорил, приказывал?
- Да нет. Кто бы осмелился расспрашивать такого разгневанного пана. Спросил у одного казака. Так тот сказал... не поладили с паном старостой. Будто бы, уважаемый пан Хмельницкий, из-за вас крепко поспорили...
- Давно уехал пан региментар? - спросил Хмельницкий, наскоро одеваясь и цепляя саблю, точно собирался нагонять Хмелевского.
- Только сейчас, еще, наверное, и мили не проехал. Но тут... прошу, гонец из Вильшаны от пана старосты... Говорит, срочно...
- Где он? Веди его сюда. Наверное, пан староста не может успокоиться после этой ссоры. - И Хмельницкий стал еще поспешнее одеваться: ведь старосте нужны надежные слуги!
- Пан староста велел... Да вот и сам гонец из Вильшаны.
Замигала свеча, принесенная из коридора. На пороге появился упитанный юноша, должно быть откормленный маменькин сыночек. От мороза у него горели щеки, брови и усы посеребрил иней...
- Что-нибудь срочное? - спросил Хмельницкий. Он был уже совсем одет, как для боевого похода.
- Да, уважаемый пан подстароста, егомость вельможный...
- Говори прямо: привез приказ о выезде моего отряда?.. - перебил Хмельницкий откормленного юнца.
- Есть приказ. Пускай пан... сию же минуту пошлет гонца в Звенигородку... чтобы отменили казнь тамошнего надсмотрщика московитина.
- Так велел пан староста?
- Да. Я его джура и гонец... С егомостью паном региментаром из-за тамошнего надсмотрщика поссорились... Пан обязан спасти жизнь человека. Утром его казнят на колу, если вовремя не получат этот приказ пана старосты.
- Пан Мусий! Кто у нас лучше всего ездит? Самый быстрый... Нет, лучше послать двоих с подменными лошадьми! Немедленно...