Выбрать главу

Богдан широко развел свои сильные руки. Внутренне никогда не изменявшее ему чувство подсказало, что этот усатый казак и есть Иван Сулима. Это чувство теплилось в душе Богдана почти десять лет, поел» их разлуки на Дунае.

— Ну… — произнесли, словно вздохнули, друзья-побратимы, обнимаясь и целуясь.

Как всегда, без шапки, словно он где-то прятался, последним вошел Карпо Полторалиха. Отбросил растрепавшийся чуб-оселедец и первым подошел с приветствием:

— Обнимайтесь, целуйтесь, панове друзья! Роди, боже, всякую пашницу, дари счастье дому сему!.. А это не матушка ли Мелашка с коржем да кутьей на полотенце, как своих родных, казаков встречает?.

И первым разделся, подавая пример другим. Карпо приехал к своим родным на праздник!

5

Усадив дорогих гостей в красном углу, Богдан сам сел между Назруллой и Иваном Сулимой.

— Угощайте, хозяйки, дорогих гостей, да… и меня заодно с ними. Знаешь, Иван, я пьян от счастья и радости! Сколько лет прошло, и каких лет!.. В хозяйских хлопотах глушу тоску, томлюсь на противной писарской работе. И жаль мне своей загубленной молодости! Учился, мечтал… А нынче места себе не нахожу подходящего, настолько выбила меня из житейской колеи турецкая неволя…

И пил с гостями вино. Казаки повеселели, зашумели. Карпо занимал разговорами Назруллу и его друзей. Даже мрачный и озабоченный полковник Сулима становился, как и когда-то, разговорчивым собеседником.

— Воюем, говорю, Богдан, льем попусту человеческую кровь в глупых стычках, с войсками коронного гетмана. Яцко Острянин разуверился, охладел в борьбе, а с избранием наказных атаманов неразбериха какая-то получается. Тьфу ты, прости, господи милосердный, все делается не так, как надо. Да и оружием своим воспользоваться толком не можем.

— Отбиваемся же! Значит, можем… — подумав, заметил дружески Богдан.

А вспыльчивый Сулима воспринял это как возражение.

— Отбиваемся или только огрызаемся, припрятывая часть вооруженных казаков. Прячем, точно шило в мешке! Разве так следовало бы отбивать?.. Что же, Богдан, берешь и Назруллу к себе хозяйничать? — вдруг переменил тему разговора Сулима.

Богдан хорошо понимал своего старого друга. Горячий, как и прежде, хотя пора бы уже и охладиться. Возле Суды у него есть хутор, семья. А какой неугомонный, даже в гостях спокойно посидеть не может! Он сдерживает себя, это видно, избегает говорить о том, ради чего приехал сюда. Разговор предстоит горячий. «Очевидно, будет уговаривать меня присоединиться к восстанию!..» — разгадал Богдан намерения друга.

— Может, сначала один на один поговорим? Давно мы не беседовали с тобой, — тихо сказал хозяин гостю.

Полковник быстро окинул взглядом сидевших за столом друзей. Улыбнулся, невыразительно кивнул головой.

— Хлопцы, кажется, все свои. А о Назрулле я так… спросил. Он, очевидно, теперь не захочет хозяйничать… Он воин хороший.

— Настоящий, хороший друг, Иван. Конечно, и воин, покалеченный каменецкой шляхтой не меньше, чем каждый из нас… Говоришь, огрызаемся? Мы, право, похожи сейчас на разъяренных псов, которые только огрызаются.

— Разъяренный пес, дорогой Богдан, слепо бросается на своего обидчика… — снова продолжал Сулима мысль, которая не давала ему покоя.

— Что же, давайте поговорим, друзья мои. Полковник Сулима возмущается несправедливым отношением польской шляхты к нашему народу, — громко обратился Богдан к своим гостям.

— К украинским казакам, — прервал его Сулима.

— Казак — это не только ты да сидящие тут за столом. Казаки — это наши люди, успевшие взять оружие в руки. А кроме них есть еще люди, тоже способные взяться за оружие. Но есть жены и дети. Это наш народ, который испытывает на себе гнет. Это вся Украина, мои дорогие гости!.. — воскликнул Богдан, раскрасневшийся от вина, как и его гости.

— И потому единственный выход: отбиваться от шляхты! — не утерпел Сулима.

— Лучше уж не отбиваться, а бить! Бить так, чтобы правнуки помнили! — воскликнул слегка опьяневший Богдан. — Не ради удовольствия киевские доминиканцы целый час освящали саблю Конецпольского, когда он отправлялся с войсками усмирять казаков! Он немилосердно будет рубить ею и не пощадит украинцев.

— Проклятые католики! Уничтожить их надо вместе с их заикой гетманом… — не удержался совсем молодой старшина Иван Серко.

Богдан до сих пор еще не был знаком с ним. Теперь спохватился и шепотом спросил у Сулимы:

— Хороший, видать, хлопец, но… горячий. Где ты подобрал его? Рядом с ним, тот, что распахнул грудь, кажется, тоже будет неплохим запорожским полковником. Кто они, Иван?

— Тот, что намеревается бить киевских доминиканцев, прозывается Серком. Смелый и ловкий воин в бою! А рядом с ним… неужели не узнаешь Данька Нечая? Отец его недавно погиб в боях под Киевом.

— Полковник Олекса? — ужаснулся Богдан.

— Да, он. Не пускали его драться. Но когда услышал, что шляхтич Заславский бахвалился превратить православные храмы в корчмы, немедленно бросился на помощь этой молодежи. Там и голову сложил… Ну, а этот сотник тоже Иван…

— Одних Иванов подбираешь? — до сих пор еще находясь под впечатлением известия о гибели Нечая, промолвил Богдан. Что-то новое тронуло его душу: где-то идут бои, гибнут такие люди, а он… субботовскую целину распахивает.

— Да Иванов же и в святцах порой по сорока на день приходится. Это уже Иван Нечипорович, — с уважением отрекомендовал Иван Сулима Золотаренко. — Так и зовем его. У него жена, двое детей. В бой с ляхами идет смело, без колебаний. В Чернигове примаком пристал, переехав туда с днепровского хутора, а свою сестру Ганну замуж выдал за полесского казака…

— Золотаренко?! — воскликнул Богдан и посмотрел на сотника, который был похож на приднепровскую девушку Ганну.

Сотник вскочил со скамьи, услышав свою фамилию. Улыбаясь, протянул бокал с вином, чтобы чокнуться с Богданом.

— С удовольствием, сотник, с удовольствием! Как ваша сестра поживает? — спросил Богдан, протягивая свой бокал и подавляя волнение, вызванное воспоминанием.

— Ганна? Так не вас ли это, Богдан, частенько вспоминает она?

Богдан смутился. Помолчав, он продолжил начатый перед этим разговор:

— Говоришь, казаче, бить надо?

— Бить, пан хозяин. Страшные и коварные люди эти шляхтичи. Это саранча, налетевшая на наши земли. Только бить… — закончил молодой старшина.

— Но, друзья мои, гости дорогие! Для того чтобы бить, нужно обладать хорошей силой.

— А разве она у нас слабая? Вон как разбили войска коронного гетмана под Киевом, — добавил Сулима.

— Слыхали и мы об этой победе под Киевом.

— Да, победили королевские войска, но подписали такое соглашение, которое ничего не изменило в жизни нашего народа. То же самое, что было и в прежних соглашениях. Снова ограничили реестр казаков, а украинцы по-прежнему остались крепостными шляхтичей… — с грустью произнес Богдан и сел.

Наступила минутная тишина. Богдан и не предполагал, что так растрогает не только своих гостей, но и себя. Отодвинул бокал с вином в сторону и вышел из-за стола. Словно хотел освободиться от обязанностей хозяина. Он уже не слышал, о чем говорили гости. Только басок Ивана Богуна резко выделялся среди общего гула:

— Тарас Трясило тоже так думает! Заезжал к нам, ночевал на хуторе. Бить, говорит, и гнать надо их с пашен земли.

— А сам на Сечь бежит… — прервал его Богдан, стоявший посреди светлицы.

— Куда же деваться казаку зимой? — как оправдание прозвучали слова Золотаренко.

— Где люди, там должны быть и их вооруженные силы! — впервые за весь вечер вмешался в разговор Мартынко. И мать, улыбнувшись, одобрительно посмотрела на сына.

— Эти вооруженные силы, мои друзья, надо еще создать, их слишком мало для нашей страны. Наливайко потому и погиб, что не заботился о создании такой силы, уповая только на сочувствие народа. Все сами, своими руками… А рядом с нами — русская держава, русский народ! И этот народ, как и мы с вами, православный, является данником королевской шляхты, данником латинских иезуитов! С кем, как не с русскими, украинцам искать боевого союза? В союзе с таким народом… это уж не будет мелкой стычкой, друг мой Иван… Мало у нас еще казаков, мало и оружия, да и обученных воинов маловато, как и опытных старшин! — горячо произнес Богдан, подойдя к креслам, на которых сидели молодые казаки. Положил руки на спинку кресла Золотаренко. — Огня, правда, достаточно и у казаков, как и у их боевых старшин. А хватит ли пороху до полной победы?..