— Это де-ело ваше, пан. Но как бы не пришлось раскаяться.
А к гетману в это время подошел прославившийся своей жестокостью и воинственностью на Украине поручик Самойло Лащ. Он сказал что-то на ухо гетману, который наклонился к своему любимцу. Еще не дослушав Лаща, захлопал в ладоши, требуя внимания:
— Ува-ажаемые панове! Разрешу себе по-охвастаться политикой нашего правительства в о-отношении турок. По нашему на-астойчивому требованию, — и он вызывающе посмотрел на Богдана, — султан ка-азнил отчаянного сорвиголову, врага Речи Посполитой, Аббас-пашу Эрзерумского!
Гости громкими аплодисментами встретили сообщение коронного гетмана. Их поддержал и Богдан.
— Но наш восточный со-оюзник поставил одно условие и требует за это выкуп, то есть га-арач, в том же виде! Ко-ого же, спрашиваю вас, ува-ажаемые панове, мы до-олжны казнить, чтобы выполнить условия соглашения с су-у-ултаном?!
Гости за столом умолкли.
— Нужен равноценный государственный преступник!..
Гетман обвел пристальным взглядом окаменевшие лица единомышленников и советчиков, словно изучал, на кого из них можно положиться в этом деле.
Затем обратился к Лащу, до сих пор еще стоявшему позади него.
— Музыку! — приказал он, нервно садясь в кресло.
Именно Самойлу Лащу он и мог довериться. В нужный момент тот всегда находил для него как героев для награды за храбрость, так и преступников для четвертования.
17
С чудесных внутренних балконов высокого зала с гипсовыми купидонами на резных перилах, покрашенных золотистой краской, словно ворвавшись сквозь неожиданно открывшуюся дверь, грянула музыка — любимый хозяином краковяк. И тотчас, будто по призыву знатного хозяина, из-за стола поднялись дамы. Их было не так много на этом деловом прощальном ужине. К паненкам и молодым дамам подбегали сразу несколько кавалеров, приглашая их на танец. Всем хотелось блеснуть перед гетманом.
Богдан хотел было подняться из-за стола, но не затем, чтобы танцевать.
Когда-то, во время учебы во Львовской коллегии, он очень любил этот темпераментный и гармоничный танец. Но танцевать здесь, где музыканты подлаживаются под настроение хозяина дома, а танцующие стараются развлечь его, Богдан не собирался.
— О, пан Богдан!..
Хмельницкий резко обернулся, узнав голос, словно долетевший к нему из глубин истории. Это была та, с которой он, на свою беду, в Каменце находил утешение не только в танцах. Дама располнела, под глазами появились мешки, но одета все так же изысканно, по последней парижской моде.
Богдан обвел взглядом зал. Несколько пар уже вошли в круг. Вдруг к Богдану повернулся Конецпольский. Та же закаменевшая улыбка, деланное спокойствие. Он наклонился и шепотом посоветовал:
— Не ре-екомендую та-анцевать сотнику с пани Потоцкой… — и умолк, о чем-то думая. Богдан понял, что гетман хочет поговорить с ним. — Сейчас я до-олжен покинуть гостей. Завтра на заре о-отправляюсь в Варшаву, а оттуда в Инфляндию. Еще днем направил я гонца с нака-азом оставить вас сотником Чигиринского полка! Мой сын составит вам здесь компанию.
Гетман тяжело, будто нехотя, поднимался с кресла, положив руку на плечо сына, и, не прощаясь с гостями, направился через зал к выходу, пробиваясь сквозь толпу танцующих. Поручик Скшетуский освобождал ему путь. За гетманом последовал и Лащ.
Почти у выхода гетман увидел полковника Николая Потоцкого.
— Пожалуйста, па-ан Николай, оставайтесь вместо меня гостеприимным хозяином. И-и… пусть этот казацкий сотник завтра же… — и опустил вниз руку, словно выметал за дверь мусор, — отправляется в полк! — сказал Конецпольский и вышел из зала.
Богдан следил глазами за Конецпольским, пока он не вышел из зала. Его интересовал не так гетман, как его слишком аффектированный поручик Самойло Лащ. Он хорошо знал, какой невыдержанный и своевольный этот развратный воин. Недобрая слава ходила в стране об этом человеке. Он нужен был гетману, несмотря на его недобрую славу среди иезуитов. Безумная воинская удаль Лаща больше импонировала воину гетману, чем все эти баниции и проклятия!
— Пан Богдан, кажется, не желает танцевать со мной? — снова услышал он позади себя знакомый голос пани Потоцкой.
Богдан резко обернулся, словно пойманный с поличным. А ему на плечи дружески опустилась рука полковника Николая Потоцкого:
— Пану сотнику сейчас, очевидно, не до танцев, хе-хе-хе… Его милость гетман просил меня развлечь вас. Если завтра утром пан сотник захочет отправиться в полк, сопровождающие уже выделены. Вместе с паном Хмельницким поедут пятеро гусар, которые возвращаются в свои сотни при Чигиринском полку.
— Бардзо дзенькую пана полковника. Действительно, хотелось бы выехать завтра пораньше, — и откланялся даме, не поддаваясь на соблазн. Поскорее домой, домой!
Он старался не смотреть на ее оголенные плечи, на лицо. И отошел в сторону, давая проход запыхавшемуся джуре полковника. У жолнера был такой встревоженный вид, что, казалось, он вот-вот закричит «караул».
— Минутку внимания. Прошу выслушать меня, пан полковник! — воскликнул взволнованный джура, обращаясь к занятому разговором полковнику. — Беда, ваша милость… Запорожский бандит, полковник Иван Сулима ворвался в Кодацкую крепость! Он уничтожил весь французский гарнизон, разрушил крепость!.. — захлебываясь, выпалил джура.
— Зачем так кричать! Кто об этом сообщил? Комендант крепости? — гневно спросил полковник.
— Трое жолнеров и спасшийся драгун только что прискакали в сопровождении отряда чигиринских реестровых казаков! Коменданта крепости, полковника Мариони, казаки зарубили. Там бунт…
— Пресвятая дева! Какой-то Сулима… крепость, построенную французскими инженерами!
— Разрушил дотла, панове… — продолжал джура.
Богдан был уже за дверью, когда из зала бросились бежать гости. Казалось, Сулима потряс стены и этого замка коронного гетмана. Богдан с трудом сдерживал улыбку и в то же время был потрясен этой страшной вестью.
— Слышали, пан сотник? Ваш неприкаянный Сулима бунтует. Такую крепость снести! — с упреком бросил Богдану сенатор Кисель.
— Руками построено, руками и разрушено, не так ли, уважаемый пан сотник?! — напомнил Потоцкий фразу, сказанную Богданом в Бродах.
— Так говорили и сарацины, разрушая Карфаген, уважаемый вельможный пан полковник, — не задумываясь ответил Богдан, с трудом удерживая душевное равновесие.
Теперь гетману есть кого осудить, чтобы выполнить условие султана, казнившего Аббас-пашу. Немедленно в Чигирин, к верным казакам, если они еще остались! Надо срочно спасать Сулиму от топора палача!
18
Богдан отказался от сопровождения гусар. Да и Потоцкому сейчас было не до этого. А Богдану теперь хотелось побыть наедине со своими думами. Ведь есть над чем ломать голову, о чем поразмыслить сотнику Чигиринского полка реестровых казаков. Они ведь ревностно осуществляют политику Речи Посполитой, стремящейся покорить запорожцев.
Хмельницкий узнал от маршалка гетманского дворца, по какой дороге срочно отправляется на Украину полковник Потоцкий с двумя тысячами королевских, хорошо вооруженных войск. Даже пушки берет с собой и… ксендзов для принятия покаяния от… окатоличенных перед казнью казаков.
Казнь на колах, четвертование! Неужели украинский народ вечно будет умирать по воле польских шляхтичей? Колы, четвертование! Даже мороз по коже пошел у Богдана от таких страшных мыслей.
Но за что же? Неужели только за то, что украинцы противятся католицизму, хотят сами управлять своим государством? Своим, освященным традициями отцов и дедов православным украинским государством!..
И тяжело вздохнул, словно отгонял от себя эти берущие за душу мысли.
— А какие это традиции отцов и дедов? — вслух спрашивал себя он, посмотрев на своих казаков. — Нет у нас традиций, хотя мы на словах и гордимся ими! Наливайко только начинал борьбу за них, выискивал и… погиб, едва провозгласив лишь пламенные призывы…