— Народ любит их!
— Ты сама-то веришь в этот бред? — Смешливо фыркнул Николай Александрович. — Вот корсиканское чудовище народ Франции действительно любит. Просто обожает. Восстань он из мертвых — через неделю бы вся Франция ему присягнула. Несмотря ни на что. А этих скорее игнорирует. И вся их мышиная возня с претендентами на престол никому не интересна. За ними не стоит ничего. С тем же успехом они могли провозгласить себя претендентами на престол Луны.
— У тебя есть кто-то на примете? — После долгой паузы спросила Мария Федоровна. Очень долгой. Сложно было сказать, задели ее слова сына или заставили задуматься, но с виду она лишь слегка нахмурилась.
— Если следовать строго букве закона, то у меня не такой и большой выбор. Сестры Кайзера Вильгельма: Виктория и Маргарита. Только какой смысл в браке с ними? Улучшит ли он отношения между нашими странами? Не думаю. Германия рвется к гегемонии в Европе и тяжелая война с ней в конечном счете неизбежна. Да и каких-то реальных, материальных выгод этот брак не несет и принести не может. Великобритания выпадает, так как у королевы Виктории все дочери заметно старше меня и давно замужем. Да и гемофилия в той крови гуляет. Дешевые портовые шлюхи и то безопаснее, чем связь с этими особами.
— Выбирай выражения! — Вскинулась Мария Федоровна.
— Тебя так смущает правда?
— Это… это…
— Это простая и обыденная правда. К сожалению потомство королевы Виктории — проклято. И гемофилия, и слабоумие, и слепота… чего там только нет. У них проблемы как у Габсбургов. Доигрались с близкородственными браками. Но не суть. Мы отвлеклись. Кто у нас дальше? Бельгия? Да, у Леопольда есть младшая дочь — Клементина. Вполне возможный вариант, но у нее конфликт с отцом из-за того, что Леопольд не дозволяет ей морганатический брак с Виктором Бонапартом. Учитывая, что старшие дочери взбунтовались против своего отца — весьма ненадежное дело. Вот. Кто еще? Испания, Нидерланды и Швеция выпадают — принцесс или нет, или подходящих не наблюдается. Дания — близкие родственники, да и проку никакого.
— Никакого проку? — Удивилась Мария Федоровна.
— Мам, ты только не обижайся. Скажи честно, что выиграла Россия от того, что Цесаревич взял тебя в жены? Денег ей добавилось? Земли? Заводов? Или может какой-то союз важный удалось укрепить?
— А разве союз не стал основой этого брака?
— Союз против кого? Против Германии. И выгоден он был в те годы только Дании. Россия же до того, как Бисмарк предал ее в 1878 году, держалась дружбы и союза с ней. Россия была нужна Дании для защиты от немцев, а Дания России для защиты от англичан, с которыми мы традиционны были не в ладах. А теперь, положа руку на сердце, скажи, кого бы выбрала Дания, начнись война между Россией и Великобританией? Только честно.
— Точно на это ответить нельзя.
— Можно мама. Можно. И ты прекрасно знаешь, что Дания предала бы интересы России без всяких сомнений. Ибо английский флот сильнее русского. Вошел бы в проливы и закрыл их от нас, совершенно обезопасив Данию от русских штыков.
— Допустим… — нехотя согласилась Мария Федоровна.
— Какие еще претенденты?
— Черногория.
— На кой бес нам эти «тридцать три квадратных метра головной боли»?
— Чего, прости?
— Черногория — это ничто. Крохотный клочок земли, лишенный каких-либо ресурсов. Брак с черногорской принцессой станет дырой в бюджете и кандалами на ногах. Им выгодно, нам обуза. Аналогично обстоит дело с Сербией, Румынией и Болгарией, будь у них даже подходящие девицы. В Греции еще хуже — близкие родственники. — Произнес Николай Александрович, и, тяжело вздохнул, подытожил. — Вот так и выходит, что, следуя закону предков мне нельзя жениться, ибо не на ком.
— Остаются еще германские княжества.
— Нет, не остаются. Они не являются самостоятельными правителями. После 1871 года во всяком случае. Брак с девицами их домов суть тоже самое, что брак моего деда с Долгоруковой. — Дагмара от этого упоминания вздрогнула, как от оплеухи. Ведь княжна Долгорукова была любовницей Александра II и чуть не стала Императрицей, оттесняя от престолонаследия будущего Александра III — супруга Марии Федоровны. Больная для нее тема. Очень. — Да и толку России от этих браков? Пустая возня. Нужно менять закон или вовсе его отменять, ибо в нынешнем виде он совершенно не пригоден к делу.
— И как же ты его хочешь менять?
— Пока не решил. Однозначно только одно — браки членов Августейшей фамилии должны приносить пользу Империи. Реальную, ощутимую, материальную пользу. Землю, деньги, заводы… хоть что-то. Либо улучшать кровь.
— Улучшать кровь?
— Да мама. Улучшать. Или ты думаешь, что близкородственные браки, которыми развлекаются веками все аристократы в Европе не ведут к вырождению наших домов? Пять колен мама. Пять колен должно быть между будущим мужем и женой, чтобы не накапливался негативный эффект. И не плодились хворые телом или душой более обычного. Поэтому время от времени надобно выбирать в невесты девушек породистых не по происхождению, а по экстерьеру или личным качествам. Ведь наследники берут свой облик и таланты не только от отца, но и от матери. Вспомни, супругу Павла Петровича. Она была настоящим гренадером по росту и размаху плеч. Сам же Павел — деятельный малыш. Какими стали их дети? Вот! — Назидательно поднял он палец. — С умом, талантами и характером тоже самое, что и с внешностью. Берешь в жены забитую, безвольную серую мышку и имеешь все шансы получить таких же детей. А удержат они власть? Смогут ли сохранить династию? Ой сомневаюсь.
— Ты говоришь страшные вещи, сынок, — очень тихо произнесла Мария Федоровна.
— Правда всегда страшна и никому не интересна. Но если ты не хочешь, чтобы твоих внуков революционеры расстреляли в каком-нибудь грязном подвале — тебе стоит над ней подумать.
— Почему в подвале?
— А тебе больше по душе гильотинирование при большом скоплении народа? Чтобы толпы черни потом веселились, нацепив отрубленные головы на палки и потрясая ими на потеху окружающим? Не забудь бунтовщикам об этом сообщить, а то еще перепутают.
— Сынок!
— Ты забыла судьбу Марии-Антуанетты? Ты забыла о том, какой кровью была залита вся так любимая тобой Франция? Ты забыла о том, что высокородных дам революционеры, сначала коллективно насиловали, а потом раздирали на части и бегали по улицам с кусками их тел и органов? И это — просвещенная Франция! А у нас — Россия, в которой, как известно бунты славны безжалостностью и беспощадностью.
— Ты очень сильно изменился, — покачав головой, произнесла Вдовствующая Императрица. — Очень…
— Считай, что там, в поезде меня уронили и я, наконец, вылупился из яйца. Слишком прочная скорлупа. Без посторонней помощи — не выбраться было.
— Ты полагаешь, что так ведут себя цыплята? — Горько усмехнулась Дагмара.
— Из яиц не только они вылупляются. Или ты забыла, кто изображен на гербе Романовых? Грифон мама. Грифон. Это чудовище с мощным клювом, сильными крыльями и могучими лапами, полными стальных когтей. Рядом с ним никто не может быть в безопасности… кроме матери. — Мария Федоровна вопросительно выгнула бровь, задавая молчаливый вопрос. Николай Александрович же улыбнулся, но развивать эту тему не стал. Сказано и так достаточно…
Глава 3
1889 год, 8 марта. Санкт-Петербург
Когда Николай Александрович вернулся в столицу, она напоминала растревоженный улей. Все обсуждали коронацию и громкие аресты. Аресты! Настоящие! Целый министр и глава полиции Москвы взяты под стражу! Невиданно! Неслыханно! Невероятно! На фоне этих новостей даже «дело железнодорожников» отошло на второй план, став не таким острым и злободневным. Ведь там никого не задерживали — все фигуранты находились на свободе.
Кто-то Императора ругал, дескать, не ценит уважаемых людей. Кто-то хвалил, восторгаясь тем, что наконец-то пришел тот, кто разгонит ворье и наведет настоящий порядок. Кто-то дрожал как осиновый лист, опасаясь привлечь к себе внимание. Большинство же были просто шокированы и возбуждены, увлеченно обсуждая эту тему. В этот вопрос погрузилась буквально вся страна — от мала до велика. И студенты, и солдаты, и профессора, и генералы. Невиданный прежде скандал приковал внимание каждого. Но, как и водится при таких перегревах, накал быстро стал спадать. Сенсация ведь товар скоропортящийся…