— Вот ты где.
Шелковистая интонация, которую Рэйвен использовал для обращения к эч-ушкье, была настолько похожа на голос самого Робина, что он чуть не потерял контроль. Любила ли Михаэла его голос так же сильно, как он любил ее?
МакНил взвизгнул, когда Робин закружился вокруг него.
Ворон тихо присвистнул.
— Черт возьми, отец. Будто ты поместил его в гигантскую вращающуюся терку для сыра, — он цыкнул. — Должно быть это больно, МакНил.
— Отпусти меня, — тело МакНила изогнулось, превратившись в редко встречающуюся истинную форму — туловище человека, зубы льва, голова и ноги лошади. На его руках возникли острые львиные когти. Робин продолжал спокойно удерживать существо, не позволяя эч-ушкье освободиться.
Наконец, МакНил предстанет перед правосудием.
Мужчина извивался в руках Робина, отчего на его темной коже появлялось все больше порезов и ран.
— Отпусти меня!
— Я утащу тебя в бездну, — голос Робина превратился в тихое шипение, едва слышное за шумом моря.
Рэйвен посмотрел в глаза Робину и улыбнулся. Робин чуть не заплакал от боли, которую он увидел во взгляде сына. Мальчик все понял. Каким-то образом Рэйвен догадался, что как только МакНил умрет, Робин тоже исчезнет, чтобы присоединиться к своей любви в потустороннем мире. И это знание убивало его ребенка.
Рэйвен кивнул, а затем снова сосредоточился на МакНиле. Засунув руку в туман Робина, он оторвал один из пальцев МакНила. Действие казалось легким, словно разорвать хлебную палочку пополам.
— Нет.
МакНил завизжал от ярости, но мужчинам было все равно.
Михаэла будет отомщена.
***
— Ад и проклятие, — Оберон вздохнул, уставившись на разбитое окно. — Робин. Чтоб тебя. Если бы ты только подождал, — он медленно встал, держа на руках истерзанное тело пары Хоба.
Запах ее крови был… знакомым. Интригующим.
Фейри.
Да. Безумная мысль, промелькнувшая у него в голове, заставила Оберона улыбнуться. Это было возможно. Все можно исправить. Робин и Михаэла были бы спасены, но Оберону пришлось бы не сладко.
Он сумеет. Для Робина, который всегда дарил ему все. Оберон мог отдать единственное и спасти всех.
Однако Робину придется самостоятельно найти их. Здесь Оберон был бессилен. Ему нужно было отнести девушку в Серый Дворец и тем самым спасти жену лучшего друга.
— Мой король? — Каэль, весь в синяках и полный горя, застонал при виде обмякшего тела Михаэлы, но шагнул вперед. Парень тоже пострадал. Рана на его лбу обильно кровоточила, окрашивая бледно-русые локоны в красный цвет. На его челюсти и руках виднелись синяки, а также многочисленные неглубокие порезы. Одна рука была согнута под странным углом, что явно свидетельствовало о переломе. И судя по тому, как неравномерно расширились его зрачки, у Каэля было сотрясение мозга. — Позволь мне защищать вас, пока не вернется Робин или не прибудет настоящий Клинок.
Оберон улыбнулся. Мальчик прекрасно справлялся. Даже раненый, он отреагировал так, что Робин мог бы гордиться им.
— Настоящий Клинок уже здесь. Нам просто нужно закончить официальную церемонию.
Лицо Каэля побелело.
— Ой. Круто, — затем он наклонился и начал блевать прямо на обожженный ковер.
Оберон вздохнул. Мальчику требовалась помощь. Оберон дождался прекращения рвоты.
— Возьми меня за руку, — рука Каэля дрожала, но хватка была твердой.
— Снод тоже пойдет.
Оберон совершенно забыл о Редкапе.
— Хм, не думаю, что это хорошая идея, — он повернулся к существу и шокировано замер.
Редкап плакал. Слезы текли по щекам, пока он смотрел на женщину в объятиях Оберона.
Вытерев щеки тыльной стороной ладони, как ребенок, Редкап заявил:
— Я буду защищать мою госпожу.
Снод тоже истекал кровью, как и все остальные, но стоял прямо и твердо, не обращая внимания на неостанавливающиеся слезы. Печаль в его маленьких глазах заставила Оберона вздохнуть от поражения.
— Ладно. Возьми меня за плечо.
Оберон молча телепортировал их в Серый Дворец.
— Гарольд!
— Сир?
Оберон направился в свои личные покои. Там, скрытый в центре дворца, он совершит обряд, который вернет Михаэлу.
— Каэль наш будущий Клинок. Он ранен. Пошли за целителем, чтобы тот позаботился о его травмах. А Редкап — личный охранник леди Гудфеллоу, — при последних словах Снод выпрямился во весь рост и гордо расправил плечи. — Проследи, чтобы его тоже привели в порядок, — он повернулся к Редкапу. — Я приму твою клятву, когда твоя госпожа снова поправится.