Вы, вероятно, уже заметили, что мистер Бэггинс был вовсе не так уж прозаичен, как ему хотелось, а также, что он был большим любителем цветов.
— Бог мой! — продолжал он. — Неужели вы тот самый Гэндальф, по чьей милости столько тихих юношей и девушек пропали невесть куда, отправившись на поиски приключений? Любых — от лазанья по деревьям до визитов к эльфам. Они даже уплывали на кораблях к чужим берегам! Бог ты мой, до чего тогда было инте… я хочу сказать, умели вы тогда перевернуть всё вверх дном в наших краях! Прошу прощения, я никак не думал, что вы ещё… трудитесь.
— А что же мне делать? — спросил волшебник. — Ну вот, всё-таки приятно, что вы кое-что обо мне помните. Во всяком случае, вспоминаете мои фейерверки. Значит, вы не совсем безнадёжны. Поэтому ради вашего дедушки и ради бедной Белладонны я дарую вам то, что вы у меня просили.
— Прошу прощения, я ничего у вас не просил!
— Нет, просили. И вот сейчас уже второй раз — моего прощения. Я его даю. И пойду ещё дальше: я пошлю вас участвовать в моём приключении. Меня это развлечёт, а вам будет полезно, а возможно, и выгодно, если доберётесь до конца.
— Извините! Мне что-то не хочется, спасибо, как-нибудь в другой раз. Всего хорошего! Пожалуйста, заходите ко мне на чашку чая в любой день! Скажем, завтра? Приходите завтра! До свиданья!
И с этими словами хоббит повернулся, юркнул в круглую зелёную дверку и поскорее захлопнул её за собой, стараясь в то же время хлопнуть не слишком громко, чтобы не вышло грубо, — всё-таки волшебник есть волшебник.
— Чего ради я пригласил его на чай? — спросил он себя, направляясь в кладовку. Бильбо, правда, совсем недавно позавтракал, но после такого волнующего разговора не мешало подкрепиться парочкой кексов и глоточком чего-нибудь этакого.
А Гэндальф долго ещё стоял за дверью и тихонько покатывался со смеху. Потом подошёл поближе и остриём посоха нацарапал на красивой зелёной двери некий странный знак. Затем он зашагал прочь, а в это время Бильбо как раз доедал второй кекс и размышлял о том, как ловко он увернулся от приключений.
На другой день он, в общем-то, забыл про Гэндальфа. У него была неважная память, и ему приходилось делать заметки в особой гостевой книжечке, например: «Гэндальф, чай, среда». Но накануне он так разволновался, что ничего не записал.
Как раз когда он собирался пить чай, кто-то с силой дёрнул дверной колокольчик, и тут Бильбо всё вспомнил! Он сначала бросился в кухню, поставил на огонь чайник, достал ещё одну чашку с блюдечком, положил на блюдо ещё пару кексов и тогда уж побежал к двери.
Только он хотел сказать: «Извините, что заставил вас ждать!», как вдруг увидел, что перед ним вовсе не Гэндальф, а какой-то гном с синей бородой, заткнутой за золотой кушак; блестящие глаза его так и сверкали из-под тёмно-зелёного капюшона. Едва дверь отворилась, он шмыгнул внутрь, как будто его только и ждали. Потом повесил плащ с капюшоном на ближайший крючок и с низким поклоном произнёс:
— Двалин, к вашим услугам.
— Бильбо Бэггинс — к вашим! — ответил хоббит, который от удивления даже не нашёлся что спросить. Когда молчать дольше стало уже неловко, он добавил: — Я как раз собирался пить чай, не присоединитесь ли вы ко мне?
Прозвучало это, быть может, несколько натянуто, но он старался проявить радушие. А как бы поступили вы, если бы незнакомый гном явился к вам домой и безо всяких объяснений повесил у вас в прихожей плащ, будто так и надо?
За столом они просидели недолго. Собственно, они только успели добраться до третьего кекса, как снова раздался звонок в дверь, ещё более громкий, чем раньше.
— Извините! — сказал хоббит и побежал открывать.
«Вот наконец и вы!» — так собирался он встретить Гэндальфа на сей раз. Но это опять оказался не Гэндальф. За дверью стоял старый-престарый гном с белой бородой и в красном капюшоне. Он тоже прошмыгнул внутрь, едва отворилась дверь, как будто его кто-то приглашал.
— Я вижу, наши собираются, — сказал он, заметив на вешалке зелёный капюшон Двалина. Он повесил рядышком свой красный капюшон и, прижав руку к груди, сказал:
— Балин, к вашим услугам.
— Благодарю вас! — ответил Бильбо в совершеннейшем изумлении.
Ответил он, конечно, невпопад, но уж очень его выбили из колеи слова «наши собираются». Гостей он любил, но он любил знакомых гостей и предпочитал приглашать их сам. У него мелькнула страшная мысль, что кексов может не хватить — и тогда ему самому (а он знал свой долг хозяина и собирался выполнить его, чего бы ему это ни стоило) придётся обойтись без кексов.