— Гэндальф?! Гэндальф! Вот это да! Уж не тот ли вы странствующий волшебник, что подарил Старому Тукку волшебные алмазные запонки, которые вдеваются сами, а расстегиваются только по команде? Не тот ли, что рассказывал на вечеринках столько чудесных историй о драконах и гоблинах, о великанах, о спасении принцесс и о том, как везет иногда бедным сиротам? Не тот ли, что снаряжал такие великолепные фейерверки? Я их еще помню! Старый Тукк обычно устраивал их в канун Преполовения Лета[9]. Это было восхитительно! Ракеты взлетали в небо, словно огромные огненные цветы — лилии, львиный зев, астры, — и держались там весь вечер!
Вы, наверное, уже поняли, что Бильбо Бэггинс был, в общем-то, не таким занудой, каким мог показаться с первого взгляда, и что к цветам он был весьма неравнодушен.
— Вот здорово! — не унимался Бильбо. — Не тот ли вы Гэндальф, который подбил стольких наших мальчишек и девчонок очертя голову ринуться навстречу сумасшедшим приключениям — лазать на деревья в гости к эльфам, плавать под парусами к далеким берегам… Все это так заманчи… Я хотел сказать, здорово вы умели всех тут переполошить! Прошу прощения, но я даже подумать не мог, что вы продолжаете заниматься подобными делами!
— Чем же мне еще прикажешь заниматься? — серьезно спросил волшебник. — Как бы то ни было, я рад удостовериться, что кое-что обо мне ты еще помнишь. Во всяком случае, ты вроде бы помянул добрым словом мои фейерверки. Значит, не все еще потеряно! Так и быть! Ради твоего достойного деда Тукка и незабвенной Белладонны я дам тебе то, чего ты так просишь!
— Прошу прощения, но я вообще-то ничего не просил!
— Нет, просил! Только что, а теперь уже и дважды! Моего прощения. Получай его! И даже больше — я таки отправлю тебя в это приключение. Мне забава, а тебе польза — да к тому же, очень может статься, что и выгода! Если, конечно, ты вернешься…
— Благодарю покорно, увольте! Не желаю я никаких приключений! Во всяком случае, не сегодня. Доброе утро! Однако заходите на чай, когда вам будет угодно. Отчего бы и не завтра? Приходите завтра! Всего доброго!
С этими словами хоббит повернулся и со всей возможной поспешностью скрылся за круглой зеленой дверью, захлопнув ее за собой настолько быстро, насколько это было, по его разумению, прилично. Что ни говори, а волшебники — они и есть волшебники.
«И зачем это я позвал его на чай, ума не приложу!» — подумал хоббит, направляясь в кладовку. И хотя он только что позавтракал, пирожок-другой и чашечка чаю после всего этого беспокойства показались ему совсем не лишними.
Тем временем Гэндальф все еще стоял перед зеленой дверью и тихонько посмеивался. Затем он подошел ближе и прямо по зеленой краске нацарапал концом посоха какой-то непонятный знак. И в тот самый миг, когда Бильбо, управившись со вторым пирожком, начал подумывать, что очень ловко отделался от приключений, — в этот самый миг Гэндальф повернулся и зашагал прочь.
На следующий день хоббит и думать забыл о Гэндальфе. Он никогда не помнил того, чего не записывал в Книгу Приглашений, — ну, что-нибудь вроде: «Гэндальф. Чай. Среда». А на этот раз он так переволновался, что ему было не до записей.
Была уже самая пора садиться пить чай, как вдруг раздался оглушительный звон дверного колокольчика. Тут-то хоббит и вспомнил! Он засуетился, быстро поставил чайник на огонь, принес вторую чашку с блюдцем, еще несколько пирожков и побежал открывать.
«Простите, что заставил вас ждать!» — собирался сказать хоббит, но обнаружил, что перед ним вовсе не Гэндальф, а гном[10] с голубой бородой и ясными глазами, блестевшими из-под темно-зеленого капюшона. Не успела дверь по-настоящему открыться, как гном прошмыгнул внутрь, словно только его здесь и ждали. Он повесил плащ и капюшон на вешалку[11] и, низко поклонившись, сказал:
— Двалин[12], к вашим услугам!
— Бильбо Бэггинс, ваш покорный слуга! — поклонился хоббит, слишком ошарашенный, чтобы задавать вопросы. Когда наступившая пауза стала казаться ему неприличной, он добавил: — Я как раз собирался пить чай! Так что милости прошу, присоединяйтесь!
Вышло это, правда, несколько неловко, но хоббит решил, что и так сойдет. Да и как прикажете себя вести, когда без всякого приглашения является к вам какой-то гном и, ни слова не говоря, вешает свой плащ у вас в прихожей?!
Надо сказать, что недолго чаевничали они с глазу на глаз. Не успели они добраться до третьего пирожка, как колокольчик загремел пуще прежнего.
9
Преполовение Лета — праздник у хоббитов, приходившийся на специально выделенные дни между июнем и июлем (назывались также дни Лита). См. подробнее ВК, Приложение Д.
11
Плащи у гномов были без капюшонов; капюшоны гномы носили отдельно как особый вид головного убора, плотно прикрывающего уши.
12
Имена Торина и его друзей (а также имя Гэндальфа) заимствованы из «Старшей Эдды», из песни «Пророчество вельвы», где приводится список «карликов» (иначе «двергов», или «цвергов») — Dvergatal. В переводе А. Корсуна этот список звучит так (имена, использованные Толкином в том или ином произведении, выделены курсивом):
Мотсогнир старший из племени карликов назван тогда был, а Дурин — вторым; карлики много из глины слепили подобий людских, как Дурин велел.
Нии и Ниди, Нордри и Судри, Аустри и Вестри, Альтиов, Двалин, Бивер и Бавер, Бембур, Нори, Ан и Анар, Аи, Мьедвитнир, Гандальв и Вейг, Виндальв и Траин, Текк и Торин, Трор, Вит и Лит, Нар и Нюрад…
…Фили и Кили, Фундин, Нали… …Фрар и Хорнборн. Фрег и Лони. Эйкинскъялди…
Еще надо карликов Двалина войска роду людскому назвать до Ловара; они появились из камня земли…
…Это был Драугнир, Хлеванг и Глои, Дори и Ори… и т. д.
В данном переводе имя Дурин для благозвучия переводится с английской огласовкой Дьюрин. Имя Эйкинскьялд означает «дубовый щит». Толкин, однако, использует английский перевод этого древнескандинавского имени — Oakenschield, т. е. Оукеншильд (именно так зовут Торина в переводе Н. Рахмановой). Переводчику предоставляется три пути: оставить древнескандинавский вариант из «Старшей Эдды» (Толкин, однако, от него отошел!), оставить имени английское звучание или перевести его на русский (при этом следует учесть, что английский вариант Oakenshield понятен современному английскому читателю). Чтобы не вводить в скандинавский ряд гномьих имен имя, звучащее по-английски, переводчики пошли третьим путем и избрали нейтральный русский вариант — Дубощит. Авторы В. Э. приводят следующие переводы имен гномов: Дурин — «спящий», Двалин — «оцепеневший» (после строки, в которую входит последнее имя, в немецком издании «Die Lieder der Alteren Edde» (Shoing, 1904), которым пользуются и авторы В. Э., следуют еще две строчки, которых нет в русском переводе А. Корсуна: «Нар и Наин (Нимингр, Даин…)», Нар — «труп», Наин — «подобный трупу». Даин — «подобный мертвому», Бивер (в вышеупомянутом нем. издании Bifurr) — «дрожащий» (или «бобер»), Бавер (в вышеупомянутом нем. издании Воfurr) — этимология неизвестна, Бембур — «толстый», Нори — «крошка», Аи (в вышеупомянутом нем. издании Oinn) — «боязливый», Гандальв (в нем. издании Gandalfr) — «эльф-чародей» (см. прим. выше), Траин — «упрямый», Торин — «отважный», Трор — «дикий кабан», Фили — «цепочка, линия», Кили — «забор, ограда», Фундин — «найденный», Нали — «ось», Фрар — «быстрый», Лони — «ленивый», Эйкинскьялд(и) — «дубовый щит», Глои (в вышеупомянутом нем. издании Gloinn) — «сияющий», Дори — «скучный», Ори — «яростный».
Как указывают авторы В. Э., перевод этих имен носит лишь приблизительный характер. Так, например, Трор может означать также «расширяющий» и т. д. Другие имена гномов Толкин, по-видимому, создал сам на основе древнескандинавских корней, по образцу имен из «Эдды». Так, Балин в переводе с древнескандинавского означает «пылающий» (кроме того, это имя встречается у Мэлори в «Le Morte d'Arthur» («Смерть Артура»), где среди рыцарей Круглого Стола фигурирует некий сэр Балин Свирепый. Имя Флои произведено от древнескандинавского «кипеть, наполнять».
Обычно считается, что Dvergatal, список карликов-цвергов, является частью какой-то большей, утерянной песни, так как в «Эдде» все ограничивается списком и далее цверги практически не фигурируют. В «Хоббите» Толкин как бы делает попытку восстановить часть утраченного эпоса о карликах, воссоздать легенды с их участием, хотя бы и в детской книжке. Английское слово dwarf, которое употребляется в «Хоббите» и ВК, родственно скандинавскому dvergr (дневнеанглийское dweorh, староверхненемецкое twerg, готское dvairgs), в то время как gnome — слово французского происхождения — Толкин употребляет всего один раз в самом начале «Хоббита» (причем по отношению к эльфам итолько в первом издании) и позже отказывается от него вовсе. Известно, что первый письменный источник, где употреблено данное слово (gnome), — это трактат по алхимии, принадлежащий перу Парацельса; там оно означает существ, живущих в земле и принадлежащих стихии земли (как саламандры принадлежат стихии огненной, а рыбы — водной). Более того, слово dwarf Толкин склоняет по архаичной модели (не dwarfs, как в современном английском, a dwrves, хотя, как указывает он сам, еще лучше было бы взять совсем уж устаревшую форму dwarrows), из-за чего в первых изданиях «Хоббита» были допущены опечатки. Выбор архаической формы множественного числа Толкин объяснял тем, что его гномы отличаются от традиционных гномов английских или немецких сказок позднего времени, и уж тем более — от диснеевских гномов (к Диснею Толкин питал антипатию), Толкин пишет об этом в письме Стенли Анвину от 15 сентября 1937 г. (П, с. 23).
К сожалению, русский язык не располагает синонимами к слову «гном» (в отличие, например, от польского, где есть нейтральное слово krasnoludek), и переводчики были лишены выбора. В письме Толкина к издателю журнала «Observer» в ответ на опубликованную там 16 января 1938 г. статью (П, с. 31) говорится: «Гномам были даны скандинавские имена, что верно, то верно; но это не что иное, как уступка редактору, В языках того времени многие имена на наш слух звучат устрашающе. Имена гномов сложны и неблагозвучны. Даже эльфийские филологи избегали упоминать их в своих писаниях, так что при общении с другими расами гномам приходилось переходить на чужие языки». Так Толкин полушутливо, полусерьезно впервые упоминает о той воображаемой роли «переводчика», которую он-де играет по отношению к легендам Средьземелья. Позже эта «мифологизация» образа автора получает развитие в Приложении к ВК, а также в некоторых других текстах Толкина, образуя часть общего смыслового фона легенд средьземельского цикла, В подобном же духе выдержан один из справочников по Средьземелью, выпущенных в Англии в 60-80-е гг., принадежащий перу X. Дайсона (ХК). В русле этой игры автор утверждает, что мир Средьземелья им не выдуман — он-де является только «переводчиком», использовавшим при переводе подлинных средьземельских текстов языки, на которые «переводчик» перелагает «оригинальный» текст и которые в наше время считаются древними, но по сравнению со средьземельскими их можно с небольшой погрешностью считать практически современными.
В то же время гномы у Толкина сохраняют многие традиционные черты характера, роднящие их с гномами волшебных сказок. Это любовь к золоту, небольшой рост, работа в подземных рудниках (цверги скандинавских легенд также обитают под землей), богатство, мрачность и неблагодарность. Гномы держат свой родной язык в тайне; об этом упоминается в сказке братьев Гримм «Румпельштицхен». Интересно, что сам Толкин в письме к Н. Митчисон от 8 декабря 1955 г. (П, с. 229) сравнивает гномов с… евреями: они-де так же преданы своим обычаям, не растворяются в других расах, говорят на языке тех стран, где живут, но с акцентом свойственным их родному языку. О происхождении гномов в Средьземелье см. прим. к ВК, гл. 4 ч. 2 кн. 1, Дьюрин.