И в этот момент к нашему столику подошел подавальщик, официант, как это здесь называется. Молодой человек, высокий, стройный и идеально выбритый, он был одет в камзол совершенно сумасшедшего покроя, чудовищно неудобного на вид, я заметил, что в этом мире такие камзолы носят очень многие мужчины. Мода иногда бывает очень странной.
– Что будете заказывать? – спросил официант, и его голос прозвучал как-то неправильно. Не может голос живого человека быть таким звучным и в то же время абсолютно лишенным всяких эмоций. Я насторожился.
– Самое дешевое, что у вас есть. – Ответ Лоры прозвучал резко И даже грубо. На месте официанта я бы обиделся, но он и бровью не повел.
– Это будет стоить четыре доллара на двоих, – сказал он тем же безжизненным голосом. – Как будете расплачиваться?
Лора засунула руку в узенькую складочку ткани на левом бедре и вытащила на свет разноцветный жетон из плотного пергамента. Официант взял жетон в руку, на мгновение замер и сказал тем же бесцветным голосом:
– Карточка фальшивая. Вы задержаны до выяснения обстоятельств. Запрос в полицию уже послан. Попытка бегства будет расценена как отягчающее обстоятельство. До прибытия полиции я могу рассказать вам о ваших правах. Вы имеете право...
– Засунь свои права себе в задницу! – заорала Лора, и на ее крик стали оборачиваться другие посетители харчевни. – Бежим!
Она рванула к выходу так, как будто за ней гналась стая адских гончих. Мне ничего не оставалось, кроме как припустить за ней.
– Это бесполезно, – сообщил официант. – Ваш канал будет блокирован при пересечении границы заведения.
И действительно, каждый шаг, приближавший нас к порогу харчевни, давался со все большим трудом. Окружающее пространство медленно, но неотвратимо сгущалось, оно тормозило движения, как будто воздух вокруг нас превратился в вязкий кисель. Нечего и думать преодолеть такую защиту в лоб, настало время выяснить, чья магия сильнее и изощреннее.
Я открыл свою душу и попробовал совершить перемещение за пределы харчевни, на улицу, прямо сквозь гигантское окно, занимающее весь фасад. Получилось. Я сделал то же самое с Лорой, и это тоже получилось. Лора затравленно оглянулась, а потом посмотрела на меня совершенно безумными глазами.
– Магия действует? – спросила она. Я кивнул.
– Ну так давай сматываться отсюда! – закричала она, и мы смотались.
Уриэль сидел на крыльце дома Олорина и пил вино вместе с самим Олорином прямо из горлышка бутыли, которую они передавали друг другу. Рядом с крыльцом валялись уже три пустые емкости. Оба ученых выглядели подозрительно довольными, вряд ли это можно было объяснить только действием алкоголя.
– Эй, Хэмфаст! – окликнул меня Олорин. – Что-то ты какой-то запыхавшийся, иди сюда, отдохни.
– И вправду, Хэмфаст, присоединяйся, – добавил Уриэль. – И ты, Лора, выпей вина, а то на тебе лица нет.
Лора жадно присосалась к бутылке, протянутой Олорином. А Уриэль спросил меня:
– Что там у вас случилось?
Я досадливо поморщился.
– Да ничего особенного на самом деле. Мы зашли в харчевню, Лора расплатилась деньгами, которые у нее были с самого начала, а оказалось, что они фальшивые. Пришлось удирать.
Собутыльники рассмеялись.
– И вправду ерунда, – сообщил Уриэль. – А мы тут обмываем мое предназначение.
– Что, разобрались? И каково же оно?
Уриэль сделал задумчивое лицо, а потом вдруг пьяно рассмеялся и сказал:
– А хрен его знает. Как раз это мы до конца и не выяснили. – Он вдруг стал серьезным. – Но зато обнаружилось кое-что другое, весьма интересное. Во-первых, моя первооснова по объему превосходит первоосновы других субъектов не менее чем вдвое.
– И что такое в тебя напихано?
– Это трудно понять, но кое-что вырисовывается. Ты помнишь, что в идеалистическом мире разумная жизнь есть особая форма заклинания?
– Конечно.
– Так вот, заклинание, которое образует мою душу, устроено довольно необычно. Вот, например, если взять фрагментпервоосновы и перенести в другое место души того же объекта, будет этот фрагмент выполнять свои функции?
– Конечно нет! Там же перекрестные связи...
– А у меня будет! – Уриэль захихикал. – В моей душе любой фрагмент первоосновы, начинающийся и заканчивающийся разделяющими рунами, одинаково эффективно функционирует, будучи перенесенным в любое место.
– Но как же входные линии? Они же...
– А они пропущены через особую решетку, и при перемещении фрагмента первоосновы достаточно подправить только одну ячейку этой решетки.
– А общие данные?
– Их нет.
– Как нет? Но без них...
– Все общие данные моей души собраны в одну большую структуру, входная нить которой привязана к той же самой решетке. Фактически эта решетка скрепляет воедино все заклинание, и все остальные его элементы могут перемещаться куда угодно и как угодно. Более того, есть подозрение, что фрагменты моей души могут связываться друг с другом через элементалы. Мы еще не разобрали этот код, но это очень похоже.
– Ну ладно, твоя душа очень пластична в механическом смысле. Ну и что? Что это дает тебе как разумному существу?
– В обычной жизни – ничего. А если очень приспичит, я могу, например, уничтожить свое тело и распределить Душу между множеством неразумных предметов, и меня нельзя будет уничтожить, пока не будут уничтожены все эти предметы. Не исключено, кстати, что можно размазать Душу по нескольким соседним мирам.
Я все еще ничего не понимал.
– Ну да, все это круто, но чем это лучше, чем обычная резервная копия?
– Кстати о резервных копиях. В моей душе изначально присутствует функция создания резервных копий. Фактически они регулярно создаются независимо от моего желания. Круто, правда?
– Да, но...
– Ты еще самого главного не знаешь! Примерно половина кода моей души активизировалась только один раз – при внесении души в этот мир. Понимаешь?
– Не понимаю.
Уриэль некоторое время смотрел мне в глаза, видимо ожидая, что я пойму, но я так и не понял. Наконец Уриэль махнул рукой.
– Ладно уж, объясню тебе. Я не порождение Средиземья.
– А что же?
– Как бы это поточнее сформулировать... Есть старая легенда про цветок папоротника...
– Который врастает корнями в живое тело, разумный умирает, и на его трупе вырастают цветы?
– Она самая. Говорят, что цветы папоротника применялись в древности при осаде городов. Достаточно вбросить один цветок в осажденную крепость, и через пару месяцев там не останется ни одного живого существа.
– Кроме папоротников, – добавил я.
– Да, кроме папоротников, – согласился Уриэль, – которые потом надлежит уничтожить соответствующим заклинанием. Но это все легенды, я не верю, что такое было на самом деле. Если заклинания против папоротника есть у осаждающих, почему им не быть и у осажденных? Так вот, очень похоже, что я сотворен с той же целью, что и цветок папоротника.
– Истребить все живое в Средиземье? – ужаснулся я.
– Нет, – Уриэль засмеялся, – не истребить. Нарушить привычное течение жизни, устроить беспорядок, прорваться в иные миры и принести туда этот самый беспорядок. Каждый, кто долго общается со мной, становится субъектом, понимаешь?
– Разве только с тобой? – не понял я. – Это же свойство любого субъекта.
– В принципе да, но при общении со мной превращение несубъекта в субъект происходит быстрее, в мою душу заложен специальный код, ускоряющий это преобразование. Такое ощущение, что я создан... на спор, что ли, чтобы продемонстрировать, что такое возможно. Представь себе: поспорили два юных мага, один говорит, что может сделать эликсир, который воняет хуже дерьма, а другой говорит, нет, не получится. Первый поднапрягся, сотворил склянку, да и разбил ее на рыночной площади. Вот так и со мной получилось. По-моему.
– Слушай, Уриэль, а у тебя, часом, не мания величия? – спросил я. – Я могу то, я могу се, меня сотворили, чтобы я загадил весь мир. Может, дело в том, что ты сам хочешь загадить весь мир, а все остальное – просто оправдания? Вроде как Сссра разорялся насчет того, что его судьба – сидеть в башне.