Юри стиснул его бедра. Зафиксировал, лишив возможности двигаться. И задвигал головой сам. Сильно, напористо, без той нежности, которая сейчас, в эту секунду была не нужна. И остановился, когда Юре остался лишь шаг до бездны. Отстранился, выпустив свою игрушку, отклонился назад, улыбаясь и облизывая припухшие губы. Попросил тихо, хриплым голосом:
— Перевернись.
Взмокший, будто под дождь попал, Юрка повиновался. Оперся дрожащими руками о постель, тяжело перевернулся, потянул под живот плотную подушку. Ноги разъезжались, подламывались локти. Тело предавало его, но это ладно. Все-таки немного страшно. Да что там немного. В первый раз с игрушкой, которую принес Бек, было откровенно больно, даже когда он заставил себя расслабиться. И только природное упрямство удержало тогда от того, чтоб послать хуй к хуям…
И все-таки, это — Юри. Это его самурай. И если он столько ждал, значит, нехрен ссать, Плисецкий.
— Ты всегда можешь меня остановить, — Юри прошелся губами вдоль его позвоночника, прикусил загривок, запустил руку под живот, ладонью обнимая член. Рассыпал цепочку поцелуев по спине, стиснул ягодицы, но, почувствовав, как напрягся Юра, отпустил. Погладил бедра, языком проследил путь от колена вверх, поглаживая, играя с напряженной плотью. А потом отпустил и надавил на поясницу Юры, заставив его лечь на живот. Снова погладил ягодицы, развел их в сторону и языком прошелся между ними, пока только едва касаясь сжавшегося входа в тело. Аккуратно, неторопливо, то спускаясь ниже, то поднимаясь вверх до самого копчика. Остро, жгуче, стыдно. То просто словно пробовал на вкус, то ввинчивался кончиком, размыкая мышцы.
Юрку размазало по постели, да и вряд ли он хоть сколько-нибудь внятно смог бы пояснить в какой именно момент принялся подаваться бедрами назад, на встречу бесстыдным ласкам Юри. Просто он еще шире развел ноги, просто еще сильнее прогнулся в пояснице, просто выдохнул что-то бессвязно-приглашающее. Что-то вроде: «Давай»…
Но Юри не был бы Юри, если бы тупо последовал «приказу». Он отстранился, оставив напоследок поцелуй на ягодице, дотянулся до тюбика со смазкой, и к разгоряченной коже прикоснулись его прохладные скользкие пальцы. Уже чуть открывшееся, не такое тугое отверстие приняло кончик его пальца легко. Но Юри все равно не стал пока проникать глубже. Только когда палец словно сам скользнул внутрь — позволил себе чуть больше. Хотелось найти ту самую нужную точку, но с первого раза не получилось.
Пальцы — это не страшно. Не больно. Это привычно. Это даже хорошо, потому что Юрка сам себя пальцами как-то до оргазма довел. Только дышать было трудно, и голова кружилась так, что соображать было все трудней.
— Юри, пожалуйста…
— Тш-ш, — Юри наклонился, чувствительно прикусывая шею. — Я не хочу, чтобы тебе было больно. Еще немного…
Немного. Совсем немного. Еще один палец, «ножницы», потом еще один. Нет удовольствия, только желание и возбуждение.
Но даже когда Юра был готов, Юри медлил. Смазал себя, раскатал латекс, и замер, приставив головку ко входу. Погладил ладонями спину, бока. Надолго прижался губами к выступающей лопатке и, шепнув что-то отчаянное по-японски, медленно вошел, останавливаясь каждый раз, когда спина Юрки каменела.
И ни звука. Только тяжелое сорванное дыхание. Да и то через раз. Юрка глотал воздух распахнутым ртом, чувствуя, как по лбу, по шее течет пот, словно он только что произвольную откатал в полной выкладке. Тело, его замечательное, тренированное тело, все равно к такому готово не было.
«Похуй… похуй…»
Он зажмурился, усилием заставляя собственные мышцы расслабиться, уткнулся мокрым лицом в простыню, позволяя каплям впитаться в ткань. Боль притуплялась до нового легкого, едва ощутимого на самом деле толчка, и снова жадно облизывала бедра.
Бек был прав… но лишь отчасти. Губы обжигали шею, плечи, загривок. И это было хорошо. Даже очень хорошо.
— Расслабься… еще немного, малыш, — Юри рисовал узоры на его напряженной спине, а потом снова завел руку под живот и принялся ласкать уже немного обмякший член, отвлекая внимание от боли и дискомфорта.
Юрка кивнул, все так же жмурясь и кусая губы. Но слишком настойчив был Юри, слишком упрям в своем желании сделать хорошо во что бы то ни стало. Юрка толкнулся в ласкающую ладонь, на мгновение подавшись бедрами вперед, и вернулся, охнул, когда член любовника вошел еще глубже. Качели. Туда-сюда, и всякий раз все легче. И приятнее, пусть и не так, как предполагалось.
«Так, как предполагалось» накрыло неожиданно. Юри всего лишь вошел чуть глубже, сдвинувшись, кажется, на миллиметр. Ударил в самую точку, замер, заметив отклик, выдохнул облегченно и, зафиксировав Юрку, задвигался смелее, сильнее, накрывая собой, почти втираясь грудью в спину.
Юрку гребло, Юрку со страшной силой плющило, Юрку прибивало накатывающими ощущениями раз за разом, отбрасывая в полубессознательное состояние, в котором он двигался, повинуясь звериным инстинктам, замирал, выгибался, когда становилось совсем невмоготу — гортанно глухо стонал, а когда совсем не стало сил — вскрикнул, уткнулся в сгиб руки, вздрагивая всем телом, тяжело дыша. Слишком много. Слишком.
Юри продержался недолго, кончив почти сразу после. Застонал глухо, сладко, опустившись на Юрку всем весом. Сделал пару рваных вздохов, скомкано извинился и скатился, вытягиваясь рядом. Коснулся губами плеча, погладил спину, снимая капельки пота.
— Спасибо, Юра. Ты… волшебный.
— Только феей не называй, — Юрка пошевелился, с трудом вытащил из-под себя изгвазданную подушку, пнул на пол, зашипел сквозь стиснутые зубы и только тогда повернулся на бок. Так было гораздо удобней рассматривать профиль Юри.
— Разве что про себя. Я в курсе, как тебя называют фанатки, — Юри отвел прядку от его лица и придвинулся ближе, обнимая. — Люблю тебя. Ты дал мне новый смысл. Теперь мне есть ради чего жить. Спасибо. С днем рождения.
Спасибом на спасибо не отвечают. Да и высказать все, что кипело и искрило внутри — все равно не получится. Не сейчас по крайней мере точно. Так что Юра просто обнял его за талию, уткнулся в плечо и заметил:
— Наш завтрак, конечно, остыл, но торт греть не надо, а я сегодня намерен грешить… если ты Селестино ничего не скажешь.
— Не скажу. Тебе сегодня можно все. Совсем все. Я принес шампанское. Лежи, я принесу, — Юри мягко коснулся губами губ и встал. Смутился из-за собственной наготы при таком открытом свете дня, но прятаться за одеждой не стал.
Мало для счастья или много? Все, что он получил? Конечно, его семья не бедна, и вряд ли кто на восемнадцать может получить и байк, и дом, и любовника… И все же, Юрка Плисецкий был бессовестно счастлив в свои восемнадцать. У него потрясающий дядя. Витьку в общем и дядей-то не поворачивается язык назвать. Витька он просто… Витька. Тот ненормальный, ради которого он сам способен в логово мафии отправиться. Хотя Бек не позволит. Бек… человек, который стал для него старшим братом. И приятелем по безумным выходкам. Скорее всего, они с Золотом не раз еще от Витьки огребут. Правда, теперь огребать Юрка станет и от Юри.
Но кто бы мог подумать… Юри. Самурай. Ледяное божество. Такой любящий и такой нежный. Да. Юрке Плисецкому бессовестно повезло. У него есть золото. И его собственное Золото. И за это — не грех выпить!
В бокале пузырилось шампанское, торт белел кремом на блюдце, бессовестно дразня. Вот только в кои-то веки Юрке Плисецкому было не до него. Юри вернулся к нему с бутылкой и тортом. С пятнышком крема на светлой коже, аккурат на чешуйке вытатуированного дракона. И это решило судьбу последующего часа. И наверное, оставшейся жизни — тоже.