В квартире было сумрачно, но чтобы включить свет, нужно было встать и дотянуться до рубильника. Не хотелось. Ничего не хотелось.
Она понимала, что рано или поздно придётся свыкнуться с этой мыслью. Принять её, заставить себя в неё поверить и как-то продолжить жить дальше.
А что дальше? Что делать дальше? Возвращаться в университет? Идти работать в МВД каким-нибудь клерком? Расформирование ФЭС, да ещё по такой причине, – волчий билет для её главы, и, несмотря на то, что все знают, кто она и чем занималась, ни на какую приличную должность, хотя бы мало-мальски связанную в оперативной или аналитической работой, её не возьмут.
Но ей ещё легко – в конце концов, есть возможность уйти по выслуге лет. А ребята?.. Коля, наверное, пойдёт в оперативники, Серёжа вернётся в спецназ, откуда она так бесцеремонно его выдернула… Тогда, шесть лет назад, ей казалось, что она поступает правильно: даёт им возможность расти, участвовать в настоящей работе, открывает доступ к новейшим технологиям, позволяет иметь стабильный и солидный заработок… А теперь, с её лёгкой руки, они оказываются практически выброшенными на улицу, имея сомнительный стаж и смутные перспективы.
А что будет в Ванькой? Безумно талантливым и одновременно по-ребячьи бестолковым? Куда ему податься? Могут ведь и обратно в тюрьму упечь – нанести ей ещё один меткий удар…
Рогозина помотала головой. Нет, нет, нет, это всё какой-то застарелый кошмар, который иногда приходит ночами, но он не может появиться в реальности. Что случилось, что произошло такого, что всё рухнуло в один момент, как карточный домик?..
***
- Я не буду передавать материалы в суд. Нет.
- Подумайте хорошенько. В конце концов, опираться можно не только на справедливость…
- Что вы имеете в виду?
-Галина Николаевна, - чиновник со вздохом поднялся со стула. – Это дело прошлого. А опираться надо на то, что важно сейчас.
- А что, по-вашему, важно сейчас?
- Что важно по-моему, особого значения не имеет, мне вся эта история безразлична. Для вас же важной должна быть судьба вверенной вам структуры.
Сердце пропустило удар. Этого поворота, намёка на закрытие ФЭС, она опасалась во всех разговорах с вышестоящим начальством.
- Судьба ФЭС важна для меня всегда, независимо от ситуации. Говорите яснее.
Может быть, тон вышел слишком приказным – лысоватый чиновник болезненно улыбнулся и снова присел.
- Вы не в том положении, чтобы диктовать условия, дорогая моя.
- А вы не в той должности, чтобы фамильярничать.
- Всё, всё, - он выставил перед собой ладони. – Я здесь не за тем, чтобы выводить вас из себя. Мне необходимо всего лишь напомнить вам, что дело Мощенко должно быть закрыто и без каких-либо изменений возвращено в архив. В самые короткие сроки.
- Я не могу отказываться от дела, которое требует доследствия. Если вы не в курсе, ФЭС – та служба, которая занимается именно такими случаями.
- Галина Николаевна, вы не хотите меня услышать. Дело должно быть закрыто. Точка. Сейчас, спустя почти полвека, справедливость обвинения значения не имеет.
- Но у Мощенко есть дети. Их право на реабилитацию…
- Товарищ полковник! Я не могу приказывать вам, но назавтра вместо меня придёт другой, старший по званию, которому вы обязаны будете подчиниться!
***
Другой пришёл не назавтра, быстрее. А назавтра просто будет зима, до неё осталась пара-тройка минут. А чего тебе не спится, Рогозина? Чего ты вскочила в половине шестого, отмотала пешком пол-Москвы, напилась чаю – слабого-слабого, почти бесцветного, - и теперь уснуть не можешь? Улеглась в десять, да так и промаялась, уткнувшись в подушку. Чего тебе не спится-то?
А не спится тебе, потому что до зимы осталась пара-тройка минут. И ты знаешь, что это значит. Это значит, что завтра – первое декабря, и завтра, с потеплением на два градуса, растает вчерашний снег. Растает, перестанет существовать. И вместе с ним перестанет существовать полковник Рогозина. Только вот кто вместо неё появится?
На её место придёт генерал Рогозина. О, Господи, как звучит пафосно! Какая дурь… Зачем это, кто бы объяснил… Не хочется, не хочется тебе другого, ты уж приросла к своей полковничьей шкуре, жалко, да и страшно менять её. Вот и не спится. Нет, скажешь?
Скажешь, конечно, - завтра утром, надев форму и придя в Министерство. Ещё как скажешь. И заставишь себя думать, что всё к лучшему, что так и надо. И будешь честным, неподкупным, гордым генералом. Ни в чём не запятнаешь честь нового мундира.
Это сейчас, спрятавшись под одеялом, хандришь. Всегда хандра, когда не спится. Вот похандришь слегка, выпьешь успокоительного, и пройдёт. Кто б знал, что полковник… тьфу ты, генерал Рогозина на успокоительном сидит, как на игле! Хотя, что ж там, все знают… Ну, подозревают, наверное, по крайней мере. Какая разница…
Скорей бы утро. Скорей бы зима. Скорей бы с новой шкурой срастись.
Всё ведь в порядке. Ну, новая должность, ну, новое начальство, ну, заботы новые. Место новое. Всё в порядке – в порядке вещей. Чего ж не спится?.. И кофе (чёрт, всё-таки кофе!) слишком горячий, и сигарета горькая, и стул жёсткий.
Утром опять голова будет раскалываться, и весь день пройдёт в тумане ноющей боли, и непонятно почему ты сейчас не спишь, а натягиваешь прямо на футболку пальто, на ощупь, не включая света, ищешь ключи. Закрываешь дверь, выходишь на улицу…
К пяти утра усталость наконец заставляет тебя остановиться. Садишься на мокрую скамейку, достаёшь телефон и, не набирая номера, подносишь к уху. Выговориться.
- Алло. Это Галина Рогозина. Знаете, где я сейчас? Да, сейчас, ночью. Да, не дома. На другом конце Москвы. А знаете, почему? Не спится мне. Догадываетесь?.. Да-да, генералу Рогозиной не спится. Потому что нет такого человека, нет слышите?! Не может спать тот, кого нет… Идите куда хотите, я не бред несу, я вас намеренно и целенаправленно посылаю по вполне точному адресу! Ненавижу я вас, товарищ неначальник!
Отдышавшись, снимаешь телефон с блокировки. Замёрзшие пальцы с трудом находят в списке нужного абонента.
- Алло. Прошу прощения за столь ранний звонок. Нет, всё в порядке. Я только хотела сказать… К сожалению, товарищ генерал, я не стану вашей коллегой. Я отказываюсь. Разумеется, добровольно. Я не принимаю этого звания. До свидания.
Чтобы сделать ещё один звонок, приходится несколько минут собираться с духом.
- Алло… Вань… Извини, что так рано… Извини, Ванюш… Нет, со мной всё в порядке… Я только сказать тебе хотела, что я так не смогу… Прости меня, пожалуйста, прости… Я знаю, ты не понимаешь, о чём я. Но я по-другому переиграть попробую, ладно? Мы обязательно что-нибудь придумаем. Я придумаю… Просто потерпеть надо ладно? Ты извини ещё раз, ложись сейчас, поспи – утром можно будет думать, что этот звонок тебе приснился. Ты только одно запомни: что бы завтра ни случилось, – или послезавтра, или через неделю – я переиграю. Но по-другому… Всё, Вань, спи…
========== Змея в камышах ==========
И ещё один бредовый, неясно к чему относящийся кусок…
- Галь… Галочка… Я люблю тебя… - Илья касался волос, обводил пальцем брови. – Люблю, Галочка, колючка моя…
Рогозина, не отрываясь, смотрела в его глаза и пыталась понять, что она делает здесь, рядом с этим человеком, снова…