Заметив мой жадный взор, Маргарита, повернув ко мне голову, погрозила пальчиком:
– Чернику пропускаешь! Смотри, сколько ногами перемял! – потом, поднявшись, отряхнула подол. – Сладкая ягодка-то?
Я ничего не смог ответить пересохшим ртом, только отвёл глаза в сторону и машинально зашарил руками по черничной поросли. Стало невыносимо жарко и тяжело дышать, словно я без передышки шёл и шёл в гору.
– Ах-га! – насилу выдавил я, и тоже встал на ноги.
– Пошли! Чем дальше в лес, тем больше ягод!
– Может, дров? – осторожно поправил я её.
– Не дров, а палок! – она подняла сучковатую ветку, оборвала на ней листья и, зацепив свою корзиночку с ягодами, подняла на плечо, потом весело посмотрела на меня, сделала на лице робкую детскую улыбку – и сразу стала похожа на Машеньку из русской сказки о трёх медведях.
Солнце, от сосны к сосне, потихоньку-полегоньку, по колючим кронам вскарабкалось на самый верх, и теперь, рассвирепев, палило оттуда неимоверно. Казалось, в просветах между плавно плывущими вершинами оно проворной белкой перескакивало туда-сюда, но, приглядевшись, я понял, что солнце остановило свой бег и стояло на том же самом месте, почти в зените.
Может, от того, что я долго рассматривал вершины сосен, а может, от горячего смолистого запаха, которым наполнен лес, стала кружиться голова, и мне страстно захотелось упасть на землю и лежать так до той поры, пока зной не уляжется в травы.
Маргарита потянула меня за рукав:
– Пойдём к роднику! Он здесь недалеко.
Что оставалось делать?
– Пойдём…
Да, действительно, впереди нас ждала большая поляна с россыпью такого обилия земляники, что мои минутные слабости сразу испарились, и я, опустившись на колени, стал собирать горстями сладкие рубины и отправлять их в рот, утоляя распалявшую меня жажду. Маргарита тоже последовала моему примеру. Вдвоём мы быстро наполнили и её корзиночку, и я, пересыпав туда ещё пару горстей, поднялся, оглядываясь вокруг себя.
Поляна плавно спускалась к логу, на дне которого, продираясь сквозь заросли лозняка, струился маленький ручеёк; прохлада его явственно ощущалась и здесь, на этом склоне.
Скатившись вниз, я увидел, как из-под склона, где я только что наслаждался ягодой, из врытой стальной трубы, по-кошачьи журча и мурлыча, истекала тонкая струйка воды, размывая под собой песчаник.
Подставив ладони, я сладострастно пил и пил ледяную до ломоты в зубах воду и никак не мог напиться.
Осторожно ступая маленькими ножками по скользкой траве, в лощину царственно спустилась и Маргарита, присела рядом на корточки, и тоже собирая в изящные ладошки воду, стала с наслаждением пить.
Вода неисчислимо струилась между её пальцами, обливала подол платья, струилась по плотным в маленьких белёсых волосках икрам ног и скатывалась в траву.
Набрав полную горсть воды, она, смеясь, плеснула мне в лицо, набрала ещё и ещё плеснула. У меня сладко-сладко заныло в груди, страстно захотелось окунуться в её влажные ладони и утонуть там.
Но для этого у меня не было ни смелости, ни выучки.
Я только весело фыркал, подставляя лицо под радужные брызги, и радовался мгновению, соединившему нас в детской забаве.
Здесь было хорошо, прохладно, не так назойливо допекал полдневный зной, и только высоко-высоко прял и прял тонкую нить одинокий комарик, отыскивая жертву. Но, вероятно нас не замечал, и зудел где-то над головой, протяжно и скучно.
Снова подниматься наверх расхотелось, и мы, не сговариваясь, пошли вдоль ручья, вспугивая ошалевших от нашего неожиданного вторжения в прохладный и потаённый мир каких-то в радужных оперениях птиц.
Птицы, казалось, выстреливались прямо из-под ног, взмывали над нами и сразу садились, проваливаясь в небытие, и тут же из этого небытия возникали.
Теперь склоны лога раздвигались всё шире и шире, открывая долину, заросшую мелколесьем. Рядом мирно уживались, поднимаясь над молодыми сосенками, берёзки, топольки, пушистая ольха, кое-где проглядывались метёлки осины. Осина легко угадывалась по круглым дрожащим листочкам и белёсой в чёрных разводах коре.
Самого ручья не стало видно, только глухое бормотанье и всплески в зарослях рогоза, камыша и краснотала, говорило о его присутствии. По звуку можно угадать, что он, вбирая в себя родники, рос и мужал, медленно превращаясь в маленькую лесную речушку.
Самая благодать для местного зверья – и попить и поплескаться в жару есть где.