С такими мыслями Галя провалилась в голодный, злой сон.
И снилось ей, будто она почетный гость на каком-то банкете. Снились длинные ряды столов, накрытых снежными скатертями, салатницы, полные причудливых воплощений поварской фантазии, — не пошлое оливье, а нечто небывалое. Блюда с нарезками, вазы, полные фруктов, и другие, точно такие же, с четвертушками сладкого перца, помидорками черри и длинными ломтиками свежего огурца.
— Я не ем, — твердила Галя, стараясь не приближаться к столам.
Налила фужер воды без газа, осторожно выбрала полоску болгарского перца. Теперь и приличия соблюдены, и диета выдержана. Перед кем соблюдать приличия, было не очень понятно; в зале никого не было, хотя играла музыка, причем не записи, а явно живая.
— Я на диете, мне этого нельзя, — последний раз повторила Галя и остановилась возле отдельно стоящего длинного стола. Это был едва ли не филиал шведского стола со сладкими блюдами, кофе и чаем. Вазы с выпечкой, менажница с бесконечным разнообразием джемов и варений, ряды чистых чашек, чашечек, тарелок и розеточек. Чайные ложечки, ждущие, когда их погрузят в шоколадный крем. Горы консервированных фруктов, нарезанная скибками дыня. Груши, персики и абрикосы — в самой поре; тронь, и брызнет сок. А в самом центре на преогромном подносе возвышался торт.
Конечно, в кинофильме по сказке Юрия Олеши торт был еще больше, но там был уже и не торт, а нечто архитектурно-художественное, отбивающее всякую мысль о еде. Этот торт манил и требовал, чтобы его коснулась лопатка кондитера, разложила по тарелкам. И тарелки рядом стояли — не десертные, а огромные блюда, на каких обычно подают мясное ассорти. Высоты в торте было сантиметров тридцать, а в длину и ширину он был больше метра. Здесь не было пошлых розочек из масляного крема, что на скорую руку взбивается из маргарина и зверски бьет по печени, не было дурацкого безе, пустого и приторно-сладкого, не было толстого слоя бисквита, напоминающего плохо пропеченную булку, что комом ложится в желудке, заставляя вспомнить о юношеском гастрите. Конечно, в торте были прослойки бисквита и песочного теста, переложенные нежнейшей пастилой. Пропитка… сразу можно было сказать, что ромовой эссенцией здесь и не пахло, пахла настоящим ромом, в должной пропорции разведенным сиропом и фруктовой водой. Наверху пышной шапкой кучились взбитые сливки, из которых задорно подмигивали раскиданные вишенки и черешня, полуутопленные ягодки малины и кусочки цукатов. Местами сливки отступали, возвращая законное место фруктовому желе. Ломтики киви и консервированной груши казались артефактами, впаянными в сладостный янтарь.
Галя судорожно сглотнула. Пройти мимо было решительно невозможно. Потом наступит расплата, но сейчас… Вспомнились слова доброго доктора: «Если совсем невмоготу, то один кусочек можно. Но только один. Второй — ни в коем случае…»
— Один… — бессвязно шептала Галя, придвигая тарелку и зажав побелевшими пальцами кондитерскую лопаточку. — Только один… Кусочек… Один — можно.
Зацепить хотелось все, чтобы каждая часть небывалого торта попала на тарелку. Но так, чтобы это был один кусочек, ни в коем случае не больше. Всего один, но самый лучший.
Кусочек получился килограмма на четыре. Подцепить его на лопатку было невозможно, и Галя аккуратно сдвинула кондитерского монстра на подставленное блюдо. Расположилась за ближайшим столом, налила чашку чая, после секундного колебания взяла десертную ложку.
Четырехкилограммовый кусочек съелся до обидного быстро. Миг острого счастья, и вот уже ничего нет. Галя скоблила ложкой по опустевшей тарелке и ругательски ругала себя за то, что поскромничала и взяла слишком маленький кусок. А второго не возьмешь, доктор не велел.
С этим горьким воспоминанием о несъеденном торте Галя и проснулась.
За окном серел близящийся рассвет, справа под ребрами тупо ныло.
Можно было еще поваляться минут пять, но Галина поднялась и привычно направилась к весам. Она даже не убирала их под шкаф, где весы жили когда-то. Теперь неподкупный контролер веса постоянно дежурил посреди комнаты. А на столе неподалеку лежала тетрадка, в которую с некоторого времени записывались результаты измерений. Хотя, чего там записывать: и без того отлично помнится, что с вечера было семьдесят восемь с половиной килограммов.
Сбросив с себя все, чтобы даже ночнушка не плюсовалась к чистому весу, Галя встала на весы. Проклятый безмен подумал самое мгновение и выкинул цифру: восемьдесят два килограмма двести граммов. Ночной торт весил не четыре кило, а всего три семьсот.