- У нас была точно такая же фотография, - охрипшим голосом выговорила я.
- Я знаю. Я потому и показала вам ее, чтобы вы вспомнили...
- А что, ваш сын... Он больше не женился?
- Женился, но прожил с ней всего три года. Он был человеком с переломанной судьбой и весь ушел в работу. Он был очень талантливым математиком, Сашенька.
- Значит, я не в него, мне математика всегда трудно давалась.
- Сашенька, а кто же вы по профессии? - спросила Мария Львовна, к ласковой улыбкой глядя на меня.
- Жена, - ответила я. - Я по профессии жена.
- Вы не получили образования?
- Я училась в ГИТИСе, на театроведческом, но не доучилась.., жизнь так закрутила, что...
- Но вы где-то работаете?
Я замялась. А Мария Львовна сказала:
- Сашенька, можно я буду говорить вам "ты"?
- Да-да, конечно, - обрадовалась я, мне не хотелось отвечать на ее предыдущий вопрос. Сказать правду язык не поворачивался, и врать почему-то было стыдно.
- Сашенька, у тебя, наверное, тяжелая работа, я смотрю на твои руки...
И она вдруг погладила меня по руке.
- Ты стесняешься своей работы, Саша?
- Нет, что вы.., нет. Просто я работаю в одной семье, у очень хороших людей... - с трудом выдавила из себя я. - У меня не было другого выхода... домработницей...
- Ну и что тут такого? Подумаешь, великое дело!
Ты же не на панель пошла, - засмеялась вдруг как-то очень искренне Мария Львовна. - Не хочется говорить банальности, но любой честный труд заслуживает уважения. Главное - самой себя уважать. А у тебя есть для этого все основания. Ты не сидишь сложа руки. У тебя явно не легкая жизнь, но ты не ноешь, не клянешь всех и вся, а тихо делаешь свое дело, ведь так?
Я кивнула, у меня в горле стоял комок, и я ничего не могла произнести.
- Знаешь, Саша, мне ужасно нравится моя внучка. И я хочу все о тебе знать, деточка. Можно я тебя обниму?
Я опять кивнула и вдруг рванулась к ней, прижалась, обняла и разревелась как дура. От нее исходила такая доброта, такое человеческое тепло, что все накопившееся у меня в душе, все обиды на жизнь вдруг прорвались наружу, я плакала так сладко, так облегченно...
- Ну, ну, деточка, тебе надо поплакать, да? Поплачь, кому же поплакаться, как не бабушке.
- У меня... У меня никогда не было бабушки, - сквозь слезы проговорила я.
- Ну вот, а теперь у тебя есть бабушка, и, может, сейчас она тебе даже нужнее, чем в детстве, когда у тебя были и мама, и папа, я знаю, Андрей был хорошим папой, и всегда именно он будет для тебя папой, но я-то все равно твоя бабушка.
Я подняла глаза на эту маленькую мудрую женщину и уже чувствовала, что, наверное, она самый близкий мне человек на этом свете Перед ней совсем не надо притворяться. Ведь даже перед Глебом мне приходится "держать марку", а тут этого не нужно, тут можно расслабиться...
- Ну, теперь тебе немножко легче стало, да, Саша?
- Да-да, спасибо вам.
- Саша, расскажи мне о себе, пожалуйста, мне хочется все о тебе знать, ты же понимаешь.
- Понимаю.., только я не знаю как... С чего начать, и вообще...
- Ну хочешь, я буду задавать тебе вопросы? Так будет полегче?
- Наверное.
- Сашенька, детка, ты любишь своего мужа?
- Очень! Очень люблю.
- А кто он, твой муж?
- Он... Глеб Ордынцев, актер. Ему ужасно не везло всегда, но в последнее время все начало меняться, вот вчера он сказал, что его пригласили сниматься в Италию, обещали хорошие деньги... Сейчас он снимается в сериале, ему пророчат большой успех, и в театре вдруг дали прекрасную роль, а ведь он в какой-то момент хотел уже все бросить... Но я ему не позволила, я всегда знала, что он обязательно добьется успеха... Он талантливый и очень-очень красивый!
- Вы давно женаты?
- Четырнадцать лет.
- Ого! Это немалый срок...
- Мне было девятнадцать, когда мы поженились, а ему двадцать один... Он был такой красивый, веселый, талантливый, и сначала ему везло, он снялся в одном фильме, который получил приз в Сан-Себастьяне. Его заметили, а потом... Потом вдруг как-то все кончилось... То есть в театре он хорошо играл, а кино и телевидение его как будто не замечали, вернее, перестали замечать. Он в театре даже Раскольникова сыграл - у одного молодого режиссера...
Спектакль считался новаторским, о нем писали.
Только писали плохо. А Глеба, наоборот, хвалили, один критик даже писал, что жаль - такое дарование пропадает в этом спектакле... Потом спектакль выпал из репертуара, режиссер этот продолжал ставить, а про Глеба почему-то забыли... Мы тогда хлебнули лиха. Чтобы прожить, я институт бросила, челночить начала, в Турцию за шмотками моталась и в Польшу... А Глеб на машине подрабатывал, левачил. И еще пробовал бизнесом заниматься, но это плохо кончилось. Он так прогорел,.. Мне даже пришлось квартиру родителей продать, чтобы выкрутиться, и еще много чего... Но мы справились! У нас, слава богу, хорошая квартира, она Глебу от тетки досталась, так что мы, можно сказать, ничего не потеряли, но мне тогда так страшно было, его грозились убить...
Я замолчала, от этого воспоминания у меня опять кровь в жилах застыла, я вспомнила жуткие ночные звонки, угрозы, этот давящий страх.
Мария Львовна погладила меня по руке, она, казалось, все понимала.
- Саша, девочка, а твой Глеб, он пьет?
- Пьет? Нет, слава богу, не пьет! Хотя был момент, когда он начал пить, но я тут просто на уши встала... Тогда и вправду тяжко было, на нас двоих одна его крошечная зарплата, ему даже подработать не удавалось, машина вышла из строя, а починить не на что, челночить он мне запретил, я это плохо умела, меня вечно обманывали... И тогда он начал пить, но тут меня Ульяша на эту работу устроила, к своим дальним родственникам, они очень хорошие. люди, и платят мне хорошо, и я бы обязательно Глебу призналась, но он тогда в депрессии был, если б я сказала, что пошла в домработницы, он бы не пережил, ну я и наврала, что устроилась бухгалтером в одну коммерческую фирму. Я когда-то окончила бухгалтерские курсы, вот он мне и поверил. А теперь, кажется, все, судьба повернулась к нам лицом... Вот даже бабушку мне послала... И у Глеба дела идут на лад.