- Не читал, - говорю.
Нинуля вздрогнула и пошла обедать с коллегой Барабановым...
Возвращаясь с работы, я повстречал геолога Тищенко. Тищенко был, по обыкновению, с некрасивой девушкой.
- В Ханты-Мансийске свободно продается Кафка! - издали закричал он.
- Чудесно, - сказал я и, не оглядываясь, поспешил дальше.
- Ты куда? - обиженно спросил геолог.
- В Ханты-Мансийск, - говорю. Через минуту я был дома. В коридоре на меня обрушился сосед-дошкольник Рома. Рома обнял меня за ногу и сказал:
- А мы с бабуленькой Кафку читали! Я закричал и бросился прочь. Однако Рома крепко держал меня за ногу.
- Тебе понравилось? - спросил я.
- Более или менее, - ответил Рома.
- Может, ты что-нибудь путаешь, старик? Тогда дошкольник вынес большую рваную книгу и прочел:
- РУФКИЕ НАРОДНЫЕ КАФКИ!
- Ты умный мальчик, - сказал я ему, - но чуточку шепелявый. Не подарить ли тебе ружье? Так я и сделал..."
- Браво! - сказала Фрида Штейн. Я заказал еще шампанского.
- Я знаю, - сказала Фрида, - что вы пишете новеллы. Могу я их прочесть? Они у вас при себе?
- При себе, - говорю, - у меня лишь те, которых еще нет.
- Браво! - сказала Фрида.
Я заказал еще шампанского...
Ночью мы стояли в чистом подъезде. Я хотел было поцеловать Фриду. Точнее говоря, заметно пошатнулся в ее сторону.
- Браво! - сказала Фрида Штейн. - Вы напились как свинья!
С тех пор она мне не звонила.
Дни тянулись серые и неразличимые, как воробьи за окнами. Как листья старых тополей в унылом нашем палисаднике. Сон, кефир, работа, произведения Золя. Я заболел и выздоровел. Приобрел телевизор в кредит.
Как-то раз около "Метрополя" я повстречал бывшего одноклассника Секина.
- Где ты работаешь? - спрашиваю.
- В одном НИИ.
- Деньги хорошие?
- Хорошие, - отвечает Секин, - но мало.
- Браво! - сказал я.
Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки.
Выпили.
- Отчего ты грустный? - Секин коснулся моего рукава.
- У меня, - говорю, - комплекс неполноценности.
- Комплекс неполноценности у всех, - заверил Секин.
- И у тебя?
- И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности.
- Браво! - сказал я. Он заказал еще водки.
- Как там наши? - спросил я.
- Многие померли, - ответил Секин, - например, Шура Глянец. Глянец пошел купаться и нырнул. Да так и не вынырнул. Хотя прошло уже более года.
- А Миша Ракитин?
- Заканчивает аспирантуру.
- А Боря Зотов?
- Следователь.
- Ривкович?
- Хирург.
- А Лева Баранов? Помнишь Леву Баранова? Спортсмена, тимуровца, победителя всех олимпиад?
- Баранов в тюрьме. Баранов спекулировал шарфами. Полгода назад встречаю его на Садовой. Выходит Лева из Апраксина двора и спрашивает:
"Объясни мне, Секин, где логика?! Покупаю болгарское одеяло за тридцать рэ. Делю его на восемь частей. Каждый шарф продаю за тридцать рэ. Так где же логика?!."
- Браво! - сказал я.
Он заказал еще водки...
Ночью я шел по улице, расталкивая дома. И вдруг очутился среди колонн Пушкинского театра. Любовники, бретеры, усачи прогуливались тут же. Они шуршали дакроновыми плащами, распространяя запах сигар. Неподалеку тускло поблескивали автомобили.
- Эй! - закричал я. - Кто вы?! Чем занимаетесь? Откуда у вас столько денег? Я тоже стремлюсь быть хозяином жизни! Научите меня! И познакомьте с Элиной Быстрицкой!..
- Ты кто? - спросили они без вызова.
- Да так, всего лишь Егоров, окончил матмех...
- Федя, - представился один.
- Володя.
- Толик.
- Я - протезист, - улыбнулся Толик. - Гнилые зубы - вот моя сфера.
- А я - закройщик, - сказал Володя, - и не более того. Экономно выкраивать гульфик - чему еще я мог бы тебя научить?!
- А я, - подмигнул Федя, - работаю в комиссионном магазине. Понадобятся импортные шмотки - звони.
- А как же машины? - спросил я.
- Какие машины?
- Автомобили? "Волги", "Лады", "Жигули"?
- При чем тут автомобили? - спросил Володя.
- Разве это не ваши автомобили?
- К сожалению, нет, - ответил Толик.
- А чьи же? Чьи же?
- Пес их знает, - откликнулся Федя, - чужие. Они всегда здесь стоят. Эпоха такая. Двадцатый век...
Задыхаясь, я бежал к своему дому. Господи! Торговец, стоматолог и портной! И этим людям я завидовал всю жизнь! Но про автомобили они, конечно, соврали! Разумеется, соврали! А может быть, и нет!..
Я взбежал по темной лестнице. Во мраке были скуповато рассыпаны зеленые кошачьи глаза. Пугая кошек, я рванулся к двери. Отворил ее французским ключом. На телефонном столике лежал продолговатый голубой конверт.
Какому-то Егорову, подумал я. Везет же человеку! Есть же такие счастливчики, баловни фортуны! О! Но ведь это я - Егоров! Я и есть! Я самый!..
Я разорвал конверт и прочел:
"Вы нехороший, нехороший, нехороший, нехороший, нехороший!
Фрида Штейн.Р. S. Перечитайте Гюнтера де Бройна, и вы разгадаете мое
сердце.
Ф. Штейн.Р. Р. S. Кто-то забыл у меня в подъезде сатиновые
нарукавники.
Ф. Ш."Что все это значит?! - думал я. Торговец, стоматолог и портной! Какой-то нехороший Егоров! Какие-то сатиновые нарукавники! Но ведь это я Егоров! Мои нарукавники! Я нехороший!.. А при чем здесь Лев Толстой? Что еще за Лев Толстой?! Ах да, мне же нужно перечитать Льва Толстого! И еще
Гюнтера де Бройна! Вот с завтрашнего дня и начну...