- Со мной все в порядке, - говорю я, задвигая ящик стола. – Это не первое гневное послание, которые мы получаем и, определенно, не последнее.
Теперь, когда мои родители частично отошли от дел, и я взяла на себя управление лагерем, я продолжаю, как и они, передавать письма полиции в качестве меры предосторожности. За все эти годы не случалось ничего плохого, и я сомневаюсь, что когда-нибудь случится, но излишняя осторожность не помешает, когда ты руководишь лагерем, где находятся дети.
Однако меня по-прежнему злит, что некоторые личности крайне недовольны тем, что мы делаем. К примеру, политики, в программе которых неприятие всего, что связано с войной. Или те, кто в принципе против подобных лагерей. Или одни из тех, кто знал кого-то, кто приехал сюда в «Лагерь Райлан для детей ветеранов и действующих военнослужащих». Лагерь, в который мои родители превратили плантацию, где выросла мама.
Когда мой отец пришел домой с войны (п.п.: скорее всего, автор имеет в виду либо войну во Вьетнаме), казалось, он оправился от пыток и жестокого обращения, но это оказалось только видимостью. Долгие месяцы он пребывал в ловушке в своем личном аду, куда заманил его мозг, видя то, чего не существует. Единственное, что заставляло его вернуться в реальность – это любимая жена. Все прочее для него не имело значения, включая собственное здоровье. Любовь мамы помогла ему. С ее поддержкой и заботой он научился отпускать боль, сумел вырваться из темноты на свет и продолжать жить, не виня себя за то, что произошло в прошлом.
Отец поправился, и родители поняли, что хотят потратить свою жизнь на помощь ветеранам и членам их семей. Они хотели помочь им исцелиться и научиться жить заново без боли и вины. Родители получали много поддержки и любви на этом нелегком пути, но всех осчастливить нельзя, поэтому время от времени появлялись разочарованные злые люди, – чаще всего с ультраправыми взглядами или бывшие хиппи – которые считали, что деятельность лагеря связана с политикой и ясно давали понять, насколько нами недовольны.
Основанный родителями лагерь Райлан не только давал безопасное и счастливое место для детей военнослужащих, независимо от того все еще служат они, были ли ранены или убиты, но и предоставлял психологическую помощь. За все время существования было несколько человек, которые после консультации с нашими специалистами решали изменить жизнь, что порой означало расставание с супругом, как произошло у Амелии с ее мужем. И иногда подобные решения плохо воспринимались вовлеченными сторонами. Люди расстраивались, злились и искали того, кого могли бы обвинить.
Я старалась, чтобы гневные письма, телефонные звонки и сообщения не беспокоили меня, поскольку знала насколько тяжело этим мужчинам после участия в военных действиях вернуться домой и понять, что ничего уже не будет, как прежде.
Я выросла в доме, полном любви, но родители никогда не скрывали от меня ПТСР (п.п.: Посттравматическое стрессовое расстройство, «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. п. — тяжёлое психическое состояние, которое возникает в результате единичной или повторяющихся психотравмирующих ситуаций, как, например, участие в военных действиях, тяжёлая физическая травма, сексуальное насилие, либо угроза смерти), с которым отец сражался и продолжает сражаться каждый день. Да, он поправился, но все равно у него случались бессонные ночи и ночи, когда он просыпался, крича от ужаса.
Из-за этого я отношусь ко всем отдыхающим с личной заинтересованностью, отчего порой сложнее смириться, когда кто-то не принимает совет, который мы даем или не верит в то, что мы делаем. Но я знаю, что в итоге хорошее всегда перевесит плохое, и количество благодарственных писем намного превышает количество негативных.
Эйден всегда говорил, что это неблагодарная и угнетающая работа, и никогда не понимал, как я занимаюсь ею изо дня в день. Он шутил, что зарабатывает предостаточно денег и с радостью поделится ими со мной, чтобы я стала домохозяйкой или посвятила свою жизнь чему-то веселому, а не депрессивному.
Глазами я нахожу фоторамку на своем столе, и борюсь, чтобы держать себя под контролем и не заплакать. Пальцы начинают теребить кольцо, которое после смерти Эйдена следовало бы убрать в шкатулку с драгоценностями, но которое я ношу, потому что он его подарил. Кольцо слишком кричащее и совсем не в моем стиле, но я отказываюсь его снимать, потому что, глядя на него и прикасаясь, я чувствую себя ближе к Эйдену.
Амелия замечает направление моего взгляда, берет черную рамочку, поворачивает ее к себе и улыбается, глядя на фотографию.
- Вы, ребята, просто дети на этом фото. Сколько тебе здесь? Десять, двенадцать?
- Двенадцать, - отвечаю я, и мой голос дрожит от эмоций. – Мальчикам по пятнадцать.
Я даже не могу заставить себя произнести их имена вслух. Прошло девять месяцев, как умер Эйден. Боль притупилась, но не ушла. Она все еще здесь, прячется под кожей и готова появиться всякий раз, когда я думаю о том, что он ушел и оставил меня одну. Эйден был единственным человеком, на поддержку которого я всегда могла рассчитывать, а теперь его больше нет рядом.
- Посмотри на ухмылку Эйдена. Даже подростком он уже был таким самодовольным, - смеется Амелия.
Я смеюсь вместе с ней, так как несчетное количество раз на протяжении многих лет получала от него эту усмешку, и точно знала, что Амелия имеет в виду. Эйден всегда был чертовски уверен в себе, в своей жизни, в своем окружении, и ему было абсолютно наплевать на мнение другие. Он знал себе цену, и это единственное, что было важно. Большинство считали это проявлением высокомерия и снобизма, но тот, кто действительно знал Эйдена, понимали, что под самоуверенным видом скрывается парень с золотым сердцем, который искренне любит своих друзей и сделает для них все, что угодно.
К глазам подступают слезы, когда я думаю, что больше никогда не увижу его ухмылку, никогда не услышу его шутливое хвастовство о своей идеальной внешности и о том, сколько денег он заработал на комиссионных в месяц. Больше никогда эта его дурацкая напыщенность не рассмешит меня.
Больше нет человека, который всегда старался стать для меня самым лучшим другом, хотя знал, что в моем сердце есть пустота, которую ему не под силу заполнить. Эйден делал все возможное, чтобы помочь мне забыть об отсутствии третьего мушкетера, из-за потери которого все вокруг ощущалось неправильным, не таким как должно быть. С тех пор, как умер Эйден, каждый грустный момент усугубляется и становится хуже, потому что Эверетта нет рядом, чтобы поговорить об этом. Каждый радостный момент окрашивался сожалением о том, что Эверетт не здесь, чтобы испытать его со мной.