Серый мельком глянул на Кема. А может, он, Серый, виноват, что тот не вернулся в своё племя? Ведь тогда, в часовне, он хотел, чтобы Кем вернулся, он жалел, что тот уходит. Считал, что молодой индеец нужен им с Алексом.
— Ну, значит, так тому и быть, — Серый вздохнул, — пока с вашими проблемами не разберёмся, кристалл нас отсюда не выпустит.
Эмар довольно улыбнулся. Значит, Серж переживал за него, хотел помочь. Это было приятно. Да и Кема радостно видеть. И котёнок в груди опять шевельнулся и довольно заурчал.
Серый повернулся к Кему и Алексу и виновато развёл руками. Из-за него они домой опять не попали.
— Ну, нам не привыкать, — Алекс подмигнул Серому подбитым глазом, — и вообще, мы в ответе за тех, кого втравили в историю. Так что не переживай, Серёг. Ща тут всё разрулим и — с чистой совестью на свободу!
Серый повернулся к Кему, ему нужно было одобрение обоих друзей. Кем привычно промолчал, лишь наклонил голову, принимая решение Серого как должное.
Серый кивнул и вопросительно посмотрел на Эмара:
— Ну, командуй, что нам делать…
========== Часть 32 ==========
Господин Хельсон устало потёр виски: с сыном творилось что-то неладное. А ведь ещё два дня назад всё было в абсолютном порядке. Хельсон справедливо считал, что сын у него — беспроблемный и никакого контроля не требует. А самое главное, он полагал, что знает своего сына. Что нет у того секретов от отца.
Александр никогда не был тихим домашним мальчиком или примерным ботаном, хотя в университете учился неплохо, Хельсон сказал бы — с переменным успехом. По части предметов, тех, что сыну нравились, он успевал на «отлично», зато по другим перебивался с редких «хорошо» на частые «удовлетворительно». Но «хвостов» у него не наблюдалось, лекции Александр если и прогуливал, то умеренно, отца своими проблемами не напрягал. То есть если они у него и были, то решал он их самостоятельно.
Компания сына Хельсону по большому счёту нравилась. Конечно, они были ещё те олухи и обормоты, часто устраивали весёлые безумства, так свойственные молодёжи, но за рамки не выходили, серьёзных правонарушений, способных значительно навредить им самим или подпортить репутацию Хельсона, не совершали.
И девушка Александра Хельсону нравилась. Хорошенькая до невозможности, тонкая до хрупкости. Даже её увлечение техникой и страсть к быстрой, даже можно сказать — бесшабашной, езде вызывали скорее одобрение, чем протест. Сына он в этой симпатии понимал, как никто другой. Хельсон и сам испытывал слабость к таким вот дерзким и пылким девчонкам. Когда за внешней хрупкостью скрывался железный характер, щедро приправленный страстностью, соперничающей по интенсивности с пламенем вулкана.
То есть Александр, или, как он сам себя просил называть, Саш, до вчерашнего дня был обычным молодым оболтусом, достаточно умным и беспроблемным, чем даже выгодно отличался от большинства сынков друзей из разряда «золотой молодёжи».
Но вот вчера… Вчера днём Саша на их городскую квартиру привёз брат бывшей, а ныне уже покойной жены Хельсона. С матерью Саша-Александра они развелись десять лет назад, но разошлись довольно мирно, сумев сохранить почти дружеские отношения. Сам Хельсон больше не женился, потому что «был женат на своей службе», как говорила ему тогда ещё действующая жена. Отрицать очевидную истину смысла Хельсон не видел. В то время он был молодым и горячим лейтенантом сыскной полиции, готовым сутками идти по следу преступника, скрупулёзно распутывая самые сложные дела, вытягивая за крохотный хвостик единственной улики-ниточки всю картину преступления. Да и сейчас, чего уж греха таить, полковник Хельсон с не меньшим азартом участвовал в расследовании, часто забывая, что теперь ему по рангу полагалось «руками водить, а не в следственные мероприятия лезть». Его бы воля, он бы и в засадах сидел, и на места преступления выезжал, как рядовой следователь.
Саш два года жил на два дома, то с матерью и её новым мужем, то с отцом. Вплоть до самой трагедии, когда его мать погибла в автокатастрофе, не справившись с управлением новенького скоростного автомобиля. Тогда Хельсон забрал сына к себе, и с тех пор они так и жили вдвоём в его большой служебной квартире.
Хельсон поймал себя на мысли, что он упорно оттягивает момент разговора с сыном. Потому что совсем не готов к нему. Узнать в одночасье, что Саш связался с бандитами, террористами и состоит в какой-то экстремистской организации, направленной против Империи, оказалось сродни ушату ледяной воды, внезапно обрушившейся на его голову.
Во всяком случае именно это сказал Хельсону его шурин, присовокупив, что если Саш не одумается, то закончит на каторге или того хуже. Сам виновник произошедшего разговаривать с отцом вчера отказался, вернее, молча проскользнул к себе в комнату, запер дверь и на стуки и призывы выйти просто не реагировал.
Хельсон попытался выяснить подробности у разозлённого родственника, но тот был настолько в ярости, что чего-нибудь вразумительного от него добиться оказалось сложно, практически — невозможно. Хельсон понял только одно: кто-то позвонил и сообщил, что Саша задержали на частной территории, принадлежащей Джону Доу, Советнику Имперского совета. Какого чёрта там делал Саш — непонятно.
— Пусть спасибо скажет, — шипел шурин, — что Имперской страже его не сдали! Как остальных его дружков!
Хельсон предложил ему успокоиться, выпить коньячку и рассказать всё толком, но тот пить отказался, заявив, что надо нормально воспитывать детей, а не только чужими преступлениями интересоваться, и ушёл, напоследок оглушительно хлопнув дверью.
Силой ломиться в комнату сына Хельсон не стал, посчитав, что утро вечера мудренее. Но оставаться в неведении было не в его правилах, поэтому справки по своим каналам он решил навести. А связи у полковника сыска Имперской стражи Хельсона были очень даже неплохие. Во всяком случае их хватило, чтобы выяснить, что никаких официальных вызовов Имперской стражи Джон Доу в течение суток не делал, заявлений от него тоже не поступало. Это уже радовало, значит, официально Сашу и его приятелям никаких обвинений предъявлено не было и не будет.
Кто такой Джон Доу, Хельсон знал не понаслышке. Имя Советника периодически, если не сказать — систематически, мелькало в делах очень разного толка. Начиная от экономических и уголовных и заканчивая торговлей оружием и живым товаром. Но именно что — только мелькало. Джон Доу ни разу не фигурировал в делах даже в качестве свидетеля. А уж привлечь чиновника такого ранга в качестве подозреваемого было за гранью возможного. Хотя основания у полковника Имперского сыска для этого были. И не только у него. Многие из товарищей Хельсона с удовольствием бы побеседовали с Джоном Доу в своих кабинетах. Но достаточных причин и весомых аргументов у них в итоге не находилось.
А те отчаянные головушки, которые пытались идти напролом, не взирая на ранги и должности, в конце концов тихо увольнялись, а потом и вовсе пропадали с радаров.
Сидя у себя на кухне и прокручивая в голове все известные факты, Хельсон прикидывал, каким же образом Саш мог связаться с таким человеком. Совсем не его поля ягода. А на то, что это не просто юношеская шалость, указывал и страх шурина, замаскированный злостью, и нежелание сына беседовать по душам, да и ссадина на скуле Саша и его потрёпанный вид тоже кое-что да значили.
Думал Хельсон долго. Курил, пил крепкий, чёрный как смоль чай. И думал, думал, думал. Не нравилась эта ситуация опытному сыщику, очень не нравилась. Ещё в начале своих раздумий он позвонил Александре, девушке своего сына, но та лишь спросила ломким от тревоги голосом:
— Саш жив? Он — дома?
И услышав утвердительный ответ, порывисто вздохнула, явно пытаясь задушить рвущиеся наружу всхлипы, но объяснять Хельсону ничего не захотела. Пробормотала что-то невразумительное про какое-то дурацкое пари, быстро запуталась в показаниях и бросила трубку. Хельсон ещё несколько раз набирал номер городского телефона квартиры Александры и её родителей, но сообразительная девчонка, судя по всему, выдернула вилку аппарата из розетки.