Внизу городская канаваСквозь сон, голубея, блестит.Мальчишка с удочкой в лодкеПлывет и громко свистит.
За рвом разбросался уютноИгрушечный пестрый мирок:Сады, человечки и дачи,Быки, и луга, и лесок.
Служанки белье расстилаютИ носятся, как паруса.На мельнице пыль бриллиантов,И дальний напев колеса.
Под серою башнею будкаПестреет у старых ворот,Молодчик в красном мундиреШагает взад и вперед.
Он ловко играет мушкетом.Блеск стали так солнечно-ал…То честь отдает он, то целит.Ах, если б он в грудь мне попал!
II
За чаем болтали в салонеОни о любви по душе:Мужья в эстетическом тоне.А дамы с нежным туше.
«Да будет любовь платонична!» —Изрек скелет в орденах.Супруга его ироничноВздохнула с усмешкою: «Ах!»
Рек пастор протяжно и властно:«Любовная страсть, господа,Вредна для здоровья ужасно!»Девица шепнула: «Да?»
Графиня роняет уныло:«Любовь – кипящий вулкан…»Затем предлагает милоБарону бисквит и стакан.
Голубка, там было местечко —Я был бы твоим vis-à-vis[3] —Какое б ты всем им словечкоСказала о нашей любви!
III
В облаках висит лунаКолоссальным померанцем.В сером море длинный путьЗалит лунным, медным глянцем.
Я один… Брожу у волн.Где, белея, пена бьется.Сколько нежных, сладких словИз воды ко мне несется…
О, как долго длится ночь!В сердце тьма, тоска и крики.Нимфы, встаньте из воды,Пойте, вейте танец дикий!
Головой приникну к вам,Пусть замрет душа и тело.Зацелуйте в вихре ласк,Так, чтоб сердце онемело!
IV
Этот юноша любезныйСердце радует и взоры:То он устриц мне подносит,То мадеру, то ликеры.
В сюртуке и в модных брючках,В модном бантике кисейном,Каждый день приходит утром,Чтоб узнать, здоров ли Гейне?
Льстит моей широкой славе,Грациозности и шуткам,По моим делам с восторгомВсюду носится по суткам.
Вечерами же в салонах,С вдохновенным выраженьем,Декламирует девицамГейне дивные творенья.
О, как радостно и ценноОбрести юнца такого!В наши дни, ведь, джентльменыСтали редки до смешного.
V
Штиль
Море дремлет… Солнце стрелыС высоты свергает в воду,И корабль в дрожащих искрахГонит хвост зеленых борозд.
У руля на брюхе боцманСпит и всхрапывает тихо.Весь в смоле, у мачты юнга,Скорчась, чинит старый парус.
Сквозь запачканные щекиКраска вспыхнула, гримасаРот свела, и полон скорбиВзгляд очей – больших и нежных.
Капитан над ним склонился,Рвет и мечет и бушует:«Вор и жулик! Из бочонкаТы стянул, злодей, селедку!»
Море дремлет… Из пучиныРыбка-умница всплывает.Греет голову на солнцеИ хвостом игриво плещет.
Но из воздуха, как камень,Чайка падает на рыбку —И с добычей легкой в клювеВновь в лазурь взмывает чайка.
У Нарвского залива
Я и девочки-эстонкиПритащили тростника.Средь прибрежного пескаВдруг дымок завился тонкий.
Вал гудел, как сто фаготов,Ветер пел на все лады.Мы в жестянку из-под шпротовМолча налили воды.
Ожидали, не мигая,Замирая от тоски.Вдруг в воде, шипя у края,Заплясали пузырьки!
Почему событье этоТак обрадовало нас?Фея северного лета,Это, друг мой, суп для вас!
Трясогузка по соседствуПо песку гуляла всласть…Разве можно здесь не впастьПод напевы моря в детство?
Силуэты
Вечер. Ивы потемнели.За стволами сталь речонки.Словно пьяные газели,Из воды бегут девчонки.Хохот звонкий.Лунный свет на белом теле.Треск коряг…Опустив глаза к дороге, ускоряю тихий шаг.
Наклонясь к земле стыдливо,Мчатся к вороху одежиИ, смеясь, кричат визгливо…Что им сумрачный прохожий?Тени строже.Жабы щелкают ревниво.Спит село.Темный путь всползает в гору, поворот – и все ушло.
Возвращение
Белеют хаты в молочно-бледном рассвете.Дорога мягко качает наш экипаж.Мы едем в город, вспоминая безмолвно о лете…Скрипят рессоры и сонно бормочет багаж.