— А как насчет того, что ты сказал мне на свадьбе?
— Я вел себя как придурок. Разрушил свадебный торт твоей подруги, наговорил глупостей. Например, что до знакомства с тобой мы вели осмысленную жизнь. По правде говоря, она давно уже не кажется мне осмысленной. Прости меня, Эви.
Я много раз жалела о том, что наговорила Бену, но мне никогда не приходило в голову, что и он тоже может жалеть о том, что сказал мне.
— После моих выходок Анетт решила, что тебя, по-видимому, потребуется переубеждать. Она предложила произнести речь. Но с изображениями у меня куда лучше, чем со словами. — Бен указал на экран.
Там появилось еще одна фотография, и я застыла как вкопанная. На снимке были Анетт и Бен: они показывали языки у меня за спиной, пока я печатала на ноутбуке, ничего вокруг не замечая. Следующая фотография запечатлела нас с Беном. Я смотрела куда-то в дальний конец кофейни, а Бен… Бен смотрел прямо на меня. На третьем фото я держала крылышки с британским флагом (в тот момент я говорила, что знаю, как их исправить), а на лице Бена было написано изумление.
Все эти фотографии сняла за последние три месяца Анетт. Все, кроме той, где я стояла под уличным фонарем с красным зонтом в руках. Ее сделал Бен. Я не позировала. Волосы у меня курчавились. И выглядела я очень красиво.
Последняя фотография была со свадьбы. Мы с Беном танцевали. Я поднимала к нему свое лицо. Он прижимал меня к себе. Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке в ответ на то, что я говорила, создавалось ощущение, что мы с ним в комнате одни.
И Бен смотрел на меня так, будто…
— По словам одной противной семилетней девчонки, — проговорил Бен, — я не мог просто сказать, что люблю тебя.
Я оторвала взгляд от фотографии.
— Ты… что?
— Я люблю тебя, — просто сказал он.
Бен любит меня?
— Я люблю, как ты ведешь себя с Анетт. Твою нежность. Твое упрямство. Твою доброту. Твою страстность. Твои волосы… Особенно волосы. Твою готовность выставлять себя на всеобщее посмешище. — Снова эта улыбка. Вернее, на первый взгляд лишь ее половина, но для того, кто разбирается в улыбках Бена, — самая настоящая улыбка. — Люблю твое бесстрашие. Я люблю тебя, Эви Саммерс.
Бен любит меня!
Когда видишь все это там, на большом экране, отрицать почему-то уже гораздо труднее.
— Я решил, что после всего происшедшего ты заслужила настоящее романтическое свидание.
Он запомнил. Давно ли я описывала ему этот момент? Кинотеатр. Фильм. Просто я никогда не думала, что единственным, кроме меня, человеком, купившим билет на «Брик-парк», будет Бен.
— Ты забронировал весь кинотеатр.
— Я слышал, что в ромкомах востребованы широкие жесты.
Моя нога коснулась нижней ступеньки.
— Позволь уточнить, Бен. Ты несколько месяцев избегал каких бы то ни было романтических встреч со мной, а теперь сам устроил свидание?
— Именно так.
Я ступила на ковер перед экраном и медленно направилась к нему.
— И хотя ты до сих пор не знаешь, насколько серьезно я настроена, ты стоишь тут и утверждаешь, что любишь меня?
— Я решил рискнуть.
Я сократила разрыв между нами.
— Тогда тебе следует знать, — проговорила я, глядя на него снизу вверх и видя, что он затаил дыхание. — Твой риск оправдался.
— Эви, — серьезно сказал Бен. — Я бы хотел поцеловать тебя прямо сейчас.
— Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил, — засмеялась я, — что ты слишком много болтаешь?
Он прикоснулся одной рукой к моей щеке, другую положил мне на талию и притянул меня к себе.
— Так лучше?
Я посмотрела в эти карие, с нависшими веками глаза, полные света, тепла и любви. Бен был так же уверен во мне, как я в нем. А затем я очень удивилась, обнаружив, что губы наши соприкасаются.
Эпилог
Пролитый напиток
ИЗ ЗТМ
ИНТ. КОФЕЙНЯ «У ДЖИЛА», ИСТ-ДАЛИЧ — ВОСКРЕСЕНЬЕ, 2 ДЕКАБРЯ, С УТРА ПОРАНЬШЕ (10:00)
ЭВИ САММЕРС (под 30, веснушчатая, рыжие кудри до плеч, ярко-желтое чайное платье в стиле пятидесятых, «мартинсы») стоит перед прилавком, постукивая ногой явно от переизбытка чувств. АНЕТТ УИЛЬЯМС мчится через кофейню, чтобы одернуть сзади кардиган Эви. Эви оборачивается, и Анетт испуганно подпрыгивает.
— Стоп! — крикнула режиссер Грета.
— Прости, прости! — воскликнула я, бросилась вперед и махнула рукой Анетт, веля ей возвращаться.
Та покраснела и расхохоталась, актриса — ослепительная восходящая звезда — тоже засмеялась и приобняла девочку, после чего снова заняла свое место. Анетт, проскользнув между прожекторами и камерами, вернулась к нам. Бен взъерошил дочери волосы.