Мы одновременно перевернули карты, и на её лице отразилась глубочайшая досада.
— О-ох, что ж за невезуха!..
Она вцепилась в покрывало и, похоже, решила выждать, пока уныние пройдёт само собой. Я, как победитель, только мог наблюдать. Вскоре, заметив мой взгляд, она отшвырнула уныние куда подальше и широко улыбнулась:
— Ничего не поделаешь! Всякое бывает. Тем игра и интересна!
— Ах да, я должен придумать вопрос…
— Не стесняйся, отвечу на что угодно. Хочешь, расскажу о моём первом поцелуе?
— Не стану я тратить отвоёванное мной право на такую чепуху. Спускаться на лифте и то увлекательней.
— Лифт очень даже за собой увлекает — не выберешься…
— Да! И что? Ты думала, я что-то осмысленное сказал?
Она покатилась со смеху.« С чего я решил, что она не такая, как всегда? Наверное, воображение разыгралось», — подумал я, глядя, как она хохочет. Что сейчас, что в прошлый мой визит в больницу — отличия в её поведении могла вызвать какая-нибудь мелочь. На её настроении живо сказывался любой пустяк — алкоголь или погода. На это я и понадеялся.
Получив нежеланное право распоряжаться, я задумался. Что мне следует у неё спросить? Мой интерес к ней не изменился с прошлой игры. Каким образом люди становятся такими, как она? А, честно сказать, кое-что интересовало меня ещё больше. Например, как она ко мне относится.
Но я не был достаточно храбрым, чтобы спрашивать о таком. Её присутствие давало мне понять, что я соткан из трусости. Как зеркальное отражение храброй девушки.
Придумывая вопрос, я глядел на Сакуру. Она пристально смотрела на меня, ожидая моих слов. Молча сидя на кровати, она чуть больше походила на умирающую.
Мне хотелось отделаться от своих предчувствий, и я произнёс свой вопрос в ту же секунду, как он оформился:
— Что для тебя значит жить?
— Ого, как всё сурово! — съязвила она, но потом посерьёзнела и задумалась, уставившись в пространство. — Что значит жить? — пробормотала она.
Одного этого — чёткого ощущения, что она ищет жизни, а не смерти, — хватило, чтобы у меня немного отлегло от сердца. Я трус. Я знаю, но пока до конца не признал, что она умрёт.
Я вспомнил, как растерялся тогда, в номере гостиницы, увидев содержимое рюкзака Сакуры, и как она напугала меня своим последним вопросом.
— О! Знаю! Вот что! — подняв указательный палец вверх, оповестила она о том, что ответ готов.
Я навострил уши, чтобы не пропустить ни слова.
— Человек живёт…
Пауза.
— …пока его душа откликается на кого-то другого. Именно это я и называю жить!
Жизнь рождалась из звуков.
«Вот оно…» — осознал я, и по коже побежали мурашки.
Слова, определяющие само существование Сакуры, превращались во взгляды, голос, в жар намерений, в вибрации жизни, и мне казалось, что они сотрясают мою душу.
— Кого-то заметить, кого-то полюбить, кого-то возненавидеть; весело проводить с кем-то время и унывать, проводя с кем-то время; подержаться с кем-то за руки, с кем-то обняться, с кем-то разминуться. Это и значит жить. Когда кругом никого, ты не понимаешь, что существуешь. Я одних люблю, но других ненавижу, с одними мне весело, но другие нагоняют на меня тоску, и, по-моему, все эти отношения и доказывают, что это живу я, а не кто-то другой. У меня есть душа, потому что меня окружают люди. У меня есть тело, потому что они могут меня коснуться. Так я создана и потому сейчас живу. Пока ещё живу. Поэтому для людей есть смысл жить. Сейчас, по собственному выбору, — как мы с тобой.
Я молчал.
— Ух, какую я зажигательную речь толкнула! Я ведь в концертном зале, завожу публику?
— Нет, ты в больничной палате, живёшь со своей болезнью, — как можно резче ответил я. Она надула щёки.
Но мне было не до того, чтобы просить прощения.
— [???]?..
Пока я слушал, мне впервые открылись мои истинные чувства по отношению к ней, запрятанные глубоко-глубоко, в самом дальнем уголке души. Обрати я на них внимание — тут же бы им отдался, и они бы заполнили моё сердце целиком, но до сих пор я их не замечал. Потому что я трус.
В них заключался ответ, который я безуспешно искал последние несколько дней, — а на самом деле постоянно.
«Я бы хотел…»
Я всеми силами не давал словам вырваться.
— На самом деле…
— О, наконец-то ты заговорил! Что, [???]?
— На самом деле ты многому меня учишь.
— Ой! Ты чего это вдруг? Мне прям неловко!
— Говорю от чистого сердца. Спасибо.
— У тебя жар?
Она приложила ладонь к моему лбу. Температура, разумеется, была нормальной, и Сакура озадаченно склонила голову набок. Как будто про жар она предположила не в переносном смысле, а в самом прямом. Мне стало смешно, и я засмеялся. Видя это, она снова поднесла ладонь ко лбу. Я снова засмеялся. И снова, и по кругу.